Доклад на научной конференции «Наследие святителя Феофана Затворника и духовное развитие общества». Тамбов, 22 июня 2017 г.

Опыт, приобретенный святителем Феофаном на Ближнем Востоке, оказался востребованным высшей церковной властью и правительством Российской империи.

В мае 1856 года архимандрит Феофан вновь был направлен заграницу[1]. «Назначение отца Феофана на …пост настоятеля Посольской церкви в Константинополе обусловливалось, несомненно, тем обстоятельством, что он был хорошо знаком с православным Востоком и был вполне подготовлен к этой должности»[2]. Этим вполне объясняется единодушие чиновников МИДа и аппарата обер-прокурора при его назначении[3].

Стоит лишь добавить, что при обсуждении его кандидатуры помимо опыта работы в Иерусалиме были учтены и «все необходимые для сего [служения] духовные и нравственные качества»[4]. Этого требовала неблагоприятная для православных христиан обстановка на Ближнем Востоке. Недавно перед тем, 18 марта 1856 года по итогам Крымской (Восточной) войны Россия заключила мир на невыгодных для себя условиях. Архимандриту Феофану предстояло служение в составе вновь назначенного в Османскую империю российского посольства, которое должно было возобновить дипломатические отношения, прерванные войной. Эти обстоятельства требовали от настоятеля православного храма при русском посольстве не только исполнительности и ответственности, но и особой духовной чуткости, и совершенной нравственной безупречности.

Будущему святителю это назначение пришлось «по сердцу», как он лично написал архиепископу Олонецкому и Петрозаводскому Аркадию (Федорову)[5]. «То место, где, если Богу угодно, теперь буду, — пояснял архимандрит Феофан, — предпочитаю всему для себя, не по достоинству его (ибо это священническое место), а потому, что оно очень мне под силу… Лобызаю промыслительную десницу Божию!»[6].

Можно сказать, что для святителя Феофана это был своего рода уход в затвор, ибо в столице другого государства непроизвольно ограничивались контакты с миром. «О Константинополе и делах, иже в нем, ничего почти не знаю», — напишет он с нового места своего служения архимандриту Антонину (Капустину) в Афины в январе 1857 года[7],[8]. А должность настоятеля позволяла будущему Вышенскому затворнику устанавливать для клира посольского храма распорядок и правила общежития, наиболее удобные для несения духовного подвига. К тому же настоятельство не предполагало такого обилия обязанностей и попечений, как ректорство. И это давало отцу архимандриту время для работы над духовными сочинениями.

Будущий святитель искренне радовался такому повороту судьбы, о чем находим свидетельство в его письме семье Бурачков от 4 июня 1856 года: «Как я обрадован, на Троицын день, пред обедней, узнав о бумаге, решающей мое дело! Слава Богу!» — писал он об освобождении от ректорства, и далее в тексте подчеркивал, что теперь он «архимандритишка миссейский завалящий»[9].

В состав клириков и причта посольской церкви помимо архимандрита Феофана были назначены иеродиакон Акакий[10] и причетники Александр Василевский, Яков Славолюбов, Василий Левитский[11]. Из Петербурга они отправились в октябре[12], и два месяца спустя уже были в Константинополе^[13].

Они следовали через Одессу, где архимандрит Феофан встретился со святителем Иннокентием (Борисовым), который интересовался разгоравшейся распрей между греками и болгарами[14]. Стоит отметить, что архимандрит Георгий (Тертышников) уделил основное внимание освещению именно этой стороны константинопольского служения святителя Феофана по его письму к архиепископу Иннокентию. В ходе работ по изданию Полного собрания творений святителя Феофана к изучению данного вопроса были привлечены новые документы[15].

Но первым делом по прибытии к месту служения архимандрит Феофан занялся благоустройством храма при русском посольстве. «Дайте поставить церковь на ноги — и все наладить… Тогда — и о прочем», — писал он накануне нового 1857 года^[16]. А несколько дней спустя спрашивал у архимандрита Антонина (Капустина) об организации церковного пения: «Хор Ваш славится… Расскажите, как Вы его устроили. Греченков ли набрали? Как их выучили? Платите им что, или одеваете и питаете, или еще что? Скажите, Господа ради. И самому хочется, чтобы пение было позвучнее. Мой клир не худ, но слабогласен»[17].

Также архимандрит Феофан озаботился созданием при посольской церкви библиотеки «душеполезных книг»[18]. Следует обратить внимание, что во время второго пребывания за границей святитель Феофан активно интересовался религиозными учениями христианского Запада, намереваясь заняться их критикой с позиций православного вероучения. Интересуясь новыми изданиями, он выделял литературу, отвечающую его намерениям: «Какие есть книги новенькие? …Особенно желательно собрать полемические и исторические. Не знаете ли также из европейских журналов религиозных какого-нибудь, из которого можно бы собирать сведения о религиозных движениях на Западе. Кратко хочется все сие видеть и знать»[19].

Обнаружив, что в Константинополе из религиозных книг предлагаются только католические или униатские авторы, архимандрит Феофан предлагал издавать периодическое издание религиозного содержания с апологетикой православия[20].

Что касается болгарского вопроса, то отчуждение Болгарской Православной Церкви от Константинопольского патриархата интенсивно нарастало со второй половины XVIII века. Болгары добивались, чтобы пастыри для них были поставляемы из болгарского народа, а церковное богослужение было не на греческом, а на славянском языке. Кроме этого, болгары хотели обрести церковную самостоятельность, вернув Церкви в Болгарии статус патриархата[21].

Архиереи Константинопольского патриархата, которые были греками по происхождению или по убеждениям, подогреваемые идеологией панэллинизма, всячески сопротивлялись стремлению христиан в Болгарии к национальной самоидентификации, в том числе и в церковной жизни.

Политика Османской империи, заинтересованной во взаимной вражде между православными народами, поддерживала отчуждение болгар от греческой Церкви. Изданный 18 февраля 1856 года турецким султаном законодательный акт («Хати Гумаюн»[22]) приравнивал христиан в некоторых правах с мусульманами. Это положение и изданное вскоре правило об учреждении церковно-народных собраний привело к выявлению сильных несогласий внутри Константинопольской патриархии, что усилило тяготение болгар к отделению от греческой Церкви[23].

В России с пониманием относились к желанию болгар иметь священство из собственного народа и проводить богослужение на болгарском языке. Вместе с тем, российские власти были озабочены вопросом о церковном единстве, которое с легкостью могло бы быть разрушено в результате резких действий с каждой стороны, что в итоге и произошло. Сторонником полной независимости Церкви в Болгарии и обретения ею статуса патриархии был только Херсонский святитель Иннокентий, с которым и встречался в Одессе архимандрит Феофан. Остальные видные иерархи, в частности — святитель Филарет (Дроздов) не поддерживали идею независимости Церкви в Болгарии.

Существенным обстоятельством в вопросе была и расстановка сил на Ближнем Востоке. В результате Крымской войны Россия утратила свой авторитет в этом регионе, в то время как западные государства — Англия и Франция — усилили свое влияние и использовали его для обращения православных, в частности, болгар, в католичество и протестантизм. В мнении святителя Филарета[24] нашли отражение опасения, высказанные архимандритом Феофаном в письмах из Константинополя святителю Иннокентию и Константину Степановичу Сербиновичу[25],[26]. Архимандрит Феофан отмечал неоднородность болгарского церковного движения, отсутствие в нем единства и усматривал опасность, при получении полной самостоятельности Церковью в Болгарии, уклонения православных болгар в унию или в протестантизм.

Вместе с тем его беспокоило крайне стесненное и подчиненное положение Константинопольского патриархата в Турецкой империи. Также архимандрит Феофан поддерживал требования болгар о своем национальном духовенстве и праве молиться и читать книги на родном языке. Он предлагал развивать национальные школы и призывал русское правительство и общественность России оказывать всемерное содействие болгарским национальным школам, которые составляли альтернативу католическим и протестантским учебным заведениям. «В настоящее время нужно бы организовать два заведения, которым усердные болгары положили уже начало, — писал архимандрит Феофан своему другу и многолетнему корреспонденту Николаю Васильевичу Елагину. — Это пансион — в Константинополе — и шелководская школа в Эски-Загре. …Тот и другой получают пособие от нашего правительства, но не достаточное… Надобно нам завесть общину — складчину в пользу христиан Востока… Матушка Россия широка и добра. Только растолкуй»[27]. Со своей стороны, архимандрит Феофан пытался найти достойных учителей для этих школ.

Помимо исследования греко-болгарских разногласий архимандрит Феофан внес существенный вклад в возобновление работы Русской духовной миссии в Иерусалиме. По просьбе русского посланника в Константинополе А.П. Бутенёва он сначала представил свои замечания о целях и характере возобновляемой миссии в Святом Граде[28], а затем лично встречался с Иерусалимским Патриархом Кириллом, с которым был знаком еще по работе на Святой Земле. Целью встречи было решение вопросов устройства в Иерусалиме новой Русской миссии[29].

В Константинополе 17 апреля 1857 года архимандрит Феофан получил награду от императора Александра II, о которой в свое время ходатайствовали архимандрит Порфирий (Успенский) и архиепископ Олонецкий и Петрозаводский Аркадий (Федоров)[30]. Это был орден святой Анны второй степени.

Еще одно занятие будущего святителя сближает по своему характеру его служение в Константинополе с пребыванием в затворе. Речь идет о его письмах к княгине Пелагее Сергеевне Лукомской, благодаря чему впоследствии появилось издание «Писем о христианской жизни»[31]. По мнению архимандрита Порфирия, эти «его благочестивые письма» решили дальнейшую судьбу святителя[32]. По настоянию читавшего их обер-прокурора графа А.П. Толстого архимандрит Феофан был назначен ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Его труды в Константинополе завершились 27 июля 1857 года.

Самый краткий — Константинопольский этап имеет немалое значение в многогранном служении святителя Феофана Затворника. Как показывают архивные находки, святитель не упускал из внимания дальнейшее развитие греко-болгарских церковных отношений[33]. Его мнение, а также наблюдения, сделанные им непосредственно в Константинополе, имели вес в Синоде при обсуждении разгоравшегося конфликта. Помимо вклада в изучение болгарского вопроса архимандрит Феофан развил свои взгляды на апологетическую миссию и духовное образование в Русской Церкви, а также приступил к душепопечительству в эпистолярной форме, впоследствии ставшим основным подвигом святителя.

[1] Определение Св. Синода о назначении архимандрита Феофана настоятелем русской посольской церкви в Константинополе // РГИА. Ф. 796. Оп. 137. Ед. хр. 747. Л. 3-5; определение Св. Синода о назначении архимандрита Феофана (Говорова) настоятелем русской посольской церкви в Константинополе // РГИА. Ф. 797. Оп. 26. II отд. 2 стол. Ед. хр. 18176. Л. 8-8 об.; Указ о назначении архимандрита Феофана (Говорова) настоятелем русской посольской церкви в Константинополе // НАРК. Ф. 25. Оп. 3. Ед. хр. 8/135. Л. 126-126 об.

[2] Георгий (Тертышников) архим. Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении. Магистерская диссертация. Ч. 1. Машинопись. Троице-Сергиева Лавра, 1989. С. 86.

[3] См. Ответ исполняющего должность Обер-прокурора Святейшего Синода А. И Карасевского на отношение И. М . Толстого // РГИА. Ф. 797. Оп. 26. II отд. 2 стол. Ед. хр. 426. Л. 1-3; 4-4 об.

[4] Ответ исполняющего должность Обер-прокурора Святейшего Синода А. И Карасевского на отношение И. М . Толстого //РГИА. Ф. 797. Оп. 26. II отд. 2 стол. Ед. хр. 426. Л. 1-3.

[5] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архиепископу Олонецкому и Петрозаводскому Аркадию (Федорову) // АРПМА. Ф. Свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 41. Док. № 4011. Л. 297 об; Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архиепископу Олонецкому и Петрозаводскому Аркадию (Федорову) // Христианское чтение. 1894. Ч. 2. С. 106—107.

[6] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архиепископу Олонецкому и Петрозаводскому Аркадию (Федорову) // АРПМА. Ф. Свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 41. Док. № 4011. Л. 297 об.; Христианское чтение. 1894. Ч. 2. С. 106—107.

[7] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архимандриту Антонину (Капустину) // АРДМ. Ф. 4. Оп. 4. Л. 1об.

[8] Причины этого неведения заключались не только в субъективном отсутствии у будущего святителя интереса к мирской суете: «Думаю, что и здесь, как везде, дела человеческие — все человеческие», — продолжал он в том же письме (АРДМ. Ф. 4. Оп. 4. Л. 1об.). Но была и объективная изолированность русских подданных, о чем свидетельствовал архимандрит Феофан в письме архиепископу Херсонскому Иннокентию (Борисову): «Мы попали в Константинополь в такое время, когда хорошо знакомиться со своими стенами» (Феофан (Говоров) Из неопубликованного. М., 2001. С. 184; АРПМА. Ф. Свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 41. Док. № 4011. Л. 239.). Последняя была результатом военного поражения России, которое обмануло надежды находившихся под гнетом Османской империи православных народов на защиту могучей державы.

[9] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к Бурачкам // ЦИАМ. Ф. 2355. Оп. 1. Д. 262. Л. 33.

[10] Акакий (Заклинский) впоследствии епископ Енисейский и Красноярский, богослов, духовный писатель.

[11] Вексель русской посольской церкви в Константинополе // АВПРИ. Ф. 180. Оп. 517. Ч. 2. Д. 420. Л. 253–253 об.

[12] Не ранее 18 октября, т.к. архимандрит Феофан увез с собой письмо русскому посланнику в Константинополе из МИД, датированное этим числом АВПРИ. Ф.180. Оп. 517. Ч. 2. Д. 420. Л. 79–79 об.

[13] См. Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к Бурачкам от 5 января 1857 г. // ЦИАМ. Ф. 2355. Оп. 1. Д. 262. Л. 40—41.

[14] Георгий (Тертышников) архим. Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении. Магистерская диссертация. Ч. 1. Машинопись. Троице-Сергиева Лавра, 1989. С. 87.

[15] См. Каширина В.В. Святитель Феофан Затворник в вопросе о греко-болгарской схизме // http://theophanica.ru/221014/20_kashirina.php#_ftnref54

[16] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к Бурачкам от 5 января 1857 г. // ЦИАМ. Ф. 2355. Оп. 1. Д. 262. Л. 41.

[17] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архимандриту Антонину (Капустину) от 9 января 1857 г. // АРДМ. Ф. 4. Оп. 4. Л. 2.

[18] Письмо А. П. Бутенева к Е. П. Ковалевскому от 11 февраля 1857 г. // АВПРИ. Ф. 180. Оп. 517. Ч. 2. Д. 326. Л. 92 об.

[19] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архимандриту Антонину (Капустину) от 9 января 1857 г. // АРДМ. Ф. 4. Оп. 4. Л. 2.

[20] Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к Бурачкам от 5 января 1857 г. // ЦИАМ. Ф. 2355. Оп. 1. Д. 262. Л. 40—41.

[21] Таковой статус Болгарская Церковь имела в 927 – 1018 годах.

[22] Феофан (Говоров) Из неопубликованного. М., 2001. С. 165—185; Письмо архимандрита Феофана (Говорова) к архиепископу Херсонскому Иннокентию (Борисову). // АРПМА. Ф. Свт. Феофана (Говорова). Оп. 24. Д. 41. Док. № 4011. Л. 230-239 об.; Летопись жизни и творений святителя Феофана, Затворника Вышенского. Т. 1: 1815–1859. –– М., 2016. С. 643.

[23] Эта ситуация привела к тому, что в 1872 г. была провозглашена независимость Болгарской церкви, что послужило к образованию раскола между Болгарской церковью и Константинопольским патриархатом, который закончился только в 1945 году.

[24] Филарет (Дроздов), митр. Московский и Коломенский. Письмо к А.П. Толстому от 30 декабря 1860 г. // Собрание мнений и отзывов по делам Православной Церкви на Востоке. СПб., 1899. С. 176.

[25] Константин Степанович Сербинович; годы жизни: 01.07.1797-18.02.1874 — русский литератор, государственный деятель. В 1836—1853 годах состоял директором канцелярии обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода; с 1856 года — член Главного Правления училищ; с 1857 года — директор Духовно-Учебного Управления при Святейшем Синоде.

[26] Святитель Феофан писал ему, по собственному признанию, «в уверенности, что пишу не для него одного, — а для всего Св. Синода» (Письмо архимандрита Феофана к Н. В. Елагину от 2 июня 1857 г. Творения. Вып. VII. С. 10).

[27] Феофан (Говоров), еп. Собрание писем святителя Феофана. Вып. VII. М., 1900. С. 9–11. Письмо от 2 июня 1857 года.

[28] Он подчеркивал, что русской миссии впредь не следует ограничиваться одним лишь наблюдением ситуации и учеными занятиями, но необходимо уполномочить ее решать проблемы всех православных христиан, не только посещающих, но и постоянно проживающих в Палестине. С этой целью при миссии должны действовать монастырь, общедоступный храм и госпиталь. Если же задачи миссии будут ограничены только окормлением русских паломников в Иерусалиме, то, по мнению архимандрита Феофана, «надобно держать братство испытанных монахов-молитвенников, которые бы повседневно совершали для русских богослужение и назидали всех словом истины, в церкви и в частной беседе»; в любом случае в Иерусалиме необходимо находиться русскому консулу, чтобы «защищать церковные дела и дела всех христиан пред турецким правительством» (Замечания архимандрита Феофана (Говорова) о возобновлении Русской духовной миссии в Иерусалиме // АВПРИ. Ф. 161. II-9. Оп. 517. Ч. 2. Д. 326. Л. 11.).

[29] Подробно см. Письмо А. П. Бутенева к А. М. Горчакову // АВПРИ. Ф. 161. II-9. Оп. 46. Д. 19. Ч. 9. Л. 23–24 об.

[30] Письмо архимандрита Порфирия (Успенского) к Л. Г. Сенявину // АВПРИ. Ф. 161. II-9. Оп. 46. Д. 7. Л. 8–8 об.; Резолюция архиепископа Олонецкого Аркадия (Федорова) в журнале регистрации бумаг, поступающих из правления Олонецкой духовной семинарии для просмотра олонецким архиереем // НАРК. Ф. 41. Оп. 1. Ед. хр. 16/199. Л. 19 об.

[31] Ключарев А. С. Преосвященный Феофан Затворник и его пастырская деятельность // Православный собеседник. Казань, 1904. С. 649.

[32] Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. Дневники и автобиографические записки епископа Порфирия Успенского. Ч. VII. СПб. 1901. С. 8, 90.

[33] См. Каширина В.В. Святитель Феофан Затворник в вопросе о греко-болгарской схизме // http://theophanica.ru/221014/20_kashirina.php#_ftnref54