Доклад Н.А. Лобастова на круглом столе «Церковная жизнь глазами светского журналиста. Главное и второстепенное»
Доклад Николая Алексеевича Лобастова на круглом столе «Церковная жизнь глазами светского журналиста. Главное и второстепенное», состоявшемся в рамках XIX Богородично-Рождественских образовательных чтений Калужской митрополии (секция №8 «Церковь и СМИ»).
Занимаясь исследованием русской литературы после исторического опыта последних двадцати лет, видишь всё уже несколько иначе.
Теперь становится ясно: основное событие – не Октябрь 1917, а Февраль.
И вся наша литература ХIХ века отражает не освободительное движение, а борьбу традиционного мировосприятия и мировоззрения либерального. Атеистическое направление – Чернышевский, Писарев, Салтыков, Короленко – немногочисленно и неглубоко, это тупик гуманизма. Точку поставил еще Достоевский своим романом «Преступление и наказание», где довел гуманистическую идею до логического конца. Раскольников – яркий представитель гуманизма. На что Бердяев откликнулся: «После Достоевского глупо быть гуманистом. Надо быть христианином».
А дальше идут – «Бесы».
Если гуманизм за основу бытия брал всего человека – и светлую, и падшую его природу, то либерализм объявляет его падшую, греховную природу самой сущностью, основой духовности. Либерализм – не атеистичен, он возвращается к религии, за основу берет принцип из области духа – свободу, абсолютизируя её. «Мне не нравится, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за право это говорить». Заметим, не за человека, а за право.
Не за человека стали заступаться наши писатели, а за новые высшие принципы, разделившись на два лагеря: одни полюбили Истину и критиковали всё, что ее искажает; другие полюбили свои желания и критиковали Истину, которая мешала жить по своей воле. На этом пути стояло два препятствия – Церковь и государство. Государство они критиковали именно как охранителя неизменных нравственных ценностей, которые они стремились разрушать.
Карамзин, например, впервые заявил: любовь – это чувство. Хотя до этого тысячу лет Россия знала, что «Любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:10), как писал Апостол Павел.
Тургенев много сделал, чтобы вложить в традиционное понятие любви новое содержание – чувственная страсть.
Толстой прежде всего разрушал принцип Личности, на котором держится наше понимание взаимоотношений с Богом.
Чехов – не признавал принцип Абсолюта, отрезав нам пути к покаянию и преображению.
Лесков – принцип иерархии.
Некрасов – смирения.
Островский пишет «Грозу», где его Катерина отстаивает два важнейших либеральных права – на разрушение брака и на самоубийство. «Все равно, что смерть придет, что сама…». «Молиться не будут? Кто надо, тот будет молиться», – слышим мы со сцены.
Заметим, грешная Варвара нарушает правило, но при этом не покушается на изменение самой нормы, она осознает себя преступницей. Катерина не желает быть преступницей, а хочет быть законодателем нормы. «Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю!»
У Тургенева Базаров признается: «Нет принципов, а есть ощущения». В одном из писем Тургенева встречаем: «Приходится цитировать самого себя: “всё дело в ощущении”. Об этом, как о запахах и вкусах, спорить нельзя» . Как видим, он согласен с Базаровым. Принципы, правила, заповеди отныне уравнены в правах со вкусами. Абсолютный закон стал личным делом, а личные ощущения – стали абсолютным законом!
Поэтому писатель едет жить из страны принципов в страну ощущений – Францию, где его дочь – внебрачная – даже не знала русского языка. Цитирую: «И я этому рад. Ей не для чего помнить язык страны, в которую она никогда не возвратится». «Россия должна проделать путь Запада, – считал писатель, – или погибнуть в варварстве». «Если бы Россия со всей своей прошедшей историей провалилась, цивилизация человечества от этого не пострадала бы» (17,339), – уверен Тургенев.
Он первый отказывается от системы координат добра и зла в творчестве. «Где истина? – спрашивает его герой. – Даже философы не знают, что она такое… По-моему, ее вовсе и нет».
Дурылин делает вывод: «Все романы Тургенева – бессемейственны… Семьи в творчестве нет ни у кого из западников, но есть непременно борьба с семьей» .
Лев Толстой всей мощью своего таланта и авторитета обрушился на понятие Личности, заявив, что человек двусоставен, имеет плотское начало и безликий дух, разлитый во всех людях, который он и называет «богом». Цель жизни – раствориться в безличном океане общей мировой души. А отсюда вытекает: нет смысла в земных институтах – брака, государства, патриотизма, культуры, армии и т.п. Нет зла и нет ответственности, ведь мои поступки – это голос бога внутри меня.
Цитирую дневники Толстого:
– «Судьей в поступках может быть только сам человек…» .
– «Я и бог – одно».
– «Я знаю одно величайшее благо: когда тебя любят» .
– «Делай все, что тебе хочется, что вложено в тебя, но делай не для добра (добра нет, как и зла), а для того, что этого хочет бог. Это одно удовлетворяет».
И так 8 томов подобных рассуждений.
Лев Львович, сын Толстого, признавался в эмиграции: «Толстой был первой и главной причиной русской революции. Никто не сделал более разрушительной работы ни в одной стране, чем Толстой… Отрицание государства и его авторитета, отрицание закона и Церкви, войны, собственности, семьи. Что могло произойти, когда эта отрава проникла насквозь мозги русского мужика? …Революция была подготовлена и морально санкционирована им» .
Чехов пишет Плещееву: «Норма мне неизвестна, как неизвестная никому. Мне ближе к сердцу – абсолютная свобода человека, свобода от предрассудков…». Предрассудками называли тогда Церковь. Человеком в футляре считал Чехов всякого, кто имеет определенные нормы и понятия. Они пока не сформированы, считал он, и будут созданы культурой лет через 200. «В далеком будущем человечество познает истину», – пишет Чехов.
А значит идти заблудшему человеку некуда – Истины сегодня нет. Человек лишь звено в цепи преображений.
У Куприна Назанский в повести «Поединок» учит читателей: «Берите всё, что вам нравится. Не спрашивайте никого во всей вселенной, потому что над вами никого нет».
Бунин за подобную либеральную позицию получил Нобелевскую премию. Его секретарь признается: «Нобелевская премия была присуждена ему как символ уважения свободы совести и свободы мысли. Это был и акт политический…» .
В фильме «Солнечный удар» офицер повторяет чудесную мысль Розанова – «Россию убила литература», но называет имя… Некрасова.
Вот если бы у нас хватило духа и мудрости назвать истинного виновника наших бед – Бунина. Но увы….
Мы все еще по привычке все беды сваливаем на большевиков.
Но страшно представить, что было бы с Россией, если бы победил Февраль. К тому времени мы в либерализации далеко обгоняли Запад. Сексуальная революция туда пришла лишь в 60-е годы, а у нас «чай втроем» в Серебряном веке среди интеллигенции был уже нормой.
Розанов подытоживает: «После того, как были прокляты купцы у Островского, духовенство у Лескова и наконец семья у Тургенева, русскому человеку не осталось ничего любить, кроме прибауток, песенок и сказочек. Этот самозабавляющийся прощелыга и произвел революцию» .
Блок по поводу появления Христа в финала поэмы «12» писал: «Страшно то, что опять Он с ними, и другого пока нет, а надо Другого» (Записная книжка № 56. 18 февраля 1918). В другом месте: «”Красная гвардия” — “вода” на мельницу христианской церкви. В этом — ужас (если бы это поняли)» (Дневник. 10.03.1918).
Да, либералов объял ужас, что Россия упорно вновь возвращается ко Христу, что все усилия по либерализации Росси провалились. Господь услышал мольбу Столыпина – и «заморозил Россию» на 70 лет. Странным и жестким способом, но другого выхода для смертельно больной либерализмом страны, видимо, на тот момент не было…
Способствовали этому наши великие классики.
Крылов, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Фет, Полонский, Аксаковы, Киреевский, Хомяков, Достоевский, Гончаров и многие другие поддерживают традиции, народ, веру, государственность, Церковь.
Один Пушкин чего стоит.
Декабристы спорят о том, надо ли убивать самодержца, – Пушкин отвечает «Борисом Годуновым», где, следуя за Ветхим Заветом, связывает вопрос власти с нравственной легитимностью. Дворяне все больше отходят от принципа служения государству – он создает «Медного всадника», в котором герой уже перестает осознавать свое дворянство как служение и потребительски относится к своему государству. Французы упорно доказывают, что прогресс принесет и нравственность – Пушкин отвечает «Сказкой о рыбаке и рыбке», где старуха, становясь богаче, становится и злее. Вслед за Жорж Занд все кричат о свободе любви – Пушкин дает целую плеяду русских Татьян и Маш, верных нравственному долгу. Романы и стихи заполняются чувственной любовью – Пушкин в «Сценах из Фауста» дает точное определение такой любви – «бред» и «самообман». Запад упорно твердит о справедливости – наш поэт отвечает им «Моцартом и Сальери». Все устремления образованной части дворянства обращены на культурный Запад – Пушкин рисует им Онегина, оторванного от религиозных корней своего народа «скитальца», успешного, образованного, креативного, но несчастного и одинокого. На восторги от Французской революции поэт отвечает «Капитанской дочкой», где упоение свободой сравнивает с питанием падалью.
Главная мысль его позднего творчества: «Бог есть, а значит не все позволено». А главный герой его книг – промысел Божий. Он видит и главную опасность – либерализм. «Лет 15 тому назад, – пишет он в статье «О народном воспитании», – мы увидели либеральные идеи; литературу, превратившуюся в рукописные пасквили на правительство и возмутительные песни; наконец, и тайные общества, заговоры, замыслы более или менее кровавые и безумные» (7:42). Как видим, мудрый Пушкин ощущает прямую связь между либеральными идеями и кровавыми заговорами.
Ну и, конечно, недосягаемый Достоевский.
Для него либерализм и социализм – близнецы-братья. Оба опираются на прогресс, оба мечтают о рае на земле и являются антихристианскими.
Цитирую Достоевского: «Всякий в Европе держит у себя за пазухой давно уже припасенный на нас камень.. Всему одна причина: идею мы несем вовсе не ту, чем они в человечество — вот причина!».
«Либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, т.е. ненавидит и бьет свою мать. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всё» .
«У нас так можно сказать: всё, что либерально, то и дрянно, то и пагубно» .
«Либералы выкидывают иногда такие либерализмы, что и самому страшному деспотизму и насилию не придумать».
Либерализм как насилие над сознанием превосходит в деспотизме коммунизм, который занимался лишь телом.
Варвара Тимофеева вспоминает, как Достоевский на одном вечере ругал Запад. Она заступилась: но ведь там культура! Достоевский ответил: «В Неаполе мне самому на улицах делали гнуснейшие предложения – юноши, почти дети – и открыто для всех, и это никого не возмущает. И эту-то “цивилизацию” хотят теперь прививать народу!» «Но ведь не эту же именно цивилизацию хотят перенести к нам, Федор Михайлович! – не вытерпела, помню, вставила я.
– Да непременно все ту же самую! …Начинается эта пересадка всегда с рабского подражания, с роскоши, с моды, с разных там наук и искусств, а кончается содомским грехом и всеобщим растлением…» .
Что толкает сегодня к коррупции, пьянству, наркотикам, самоубийствам, мошенничеству, разврату, лжи, предательству? Основная причина всегда одна – потеря смысла в жизни, ориентиров, твердных основ, иерархии ценностей, неверие в ответственность после смерти, размытое понятие о границах добра и зла…
Если норм и правил нет – наливай, раздавай, закуривай.
Всё это мы наблюдаем 20 лет.
Почему Господь допустил нам такие трагедии в истории?
Послушаем умницу Франка. «Когда теперь мы, русские, материально и духовно обнищавшие, ищем поучения и осмысления у вождей европейской мысли, с изумлением узнаем, что собственно учиться нам не у кого и нечему и что даже, наученные более горьким опытом наших несчастий, мы, пожалуй, сами можем научить кое-чему полезному человечество. Мы по крайней мере уже тем опередили его, что у нас меньше осталось иллюзий»
(«Крушение кумиров»).
Итак, наши предки в годину испытаний смогли сделать свой выбор и отказаться от предложений либеральной интеллигенции, из двух зол выбрали меньшее – большевизм, и отказавшись от гораздо большего зла – либерализма.
Сегодня мы вновь перед подобным выбором…