“Поиск праведного пути: утраты и обретения”
Доклад К.М. Долгова, профессора Института РАН, доктора филосовских наук, на открытии пленарного заседания XIX Богородично-Рождественских образовательных чтений Калужской митрополии.
Тема доклада: “Поиск праведного пути: утраты и обретения”.
Русская культура восходит к древнеславянской и византийской культурам, которые оказали на нее большое влияние. Материальная и духовная культура славян формировалась и развивалась под эгидой языческого мироощущения, миросозерцания и мировоззрения, аниматические и анемические верования сочетались с верованиями в существование сверхъестественной силы, которая представлялась им в антропоморфном, зооморфном или в смешанном антропоморфно-зооморфном облике, В язычестве славян имелось два уровня: высший уровень составляли боги, обладавшие самой большой силой, властью, возможностями, и низший уровень — демоны, духи, полулюди-полудемоны. Как отмечают ученые, уже к VI в. «славяне…были близки к монотеизму, к верованию в верховного, еще не христианского, единого бога» [1], «эволюция славянского паганизма привела его к особой форме монотеизма, уживающегося с политеизмом» [2].
С принятием христианства содержание русской культуры существенно меняется. «Крещение было пробуждением русского духа — призыв от «поэтической» мечтательности к духовной трезвости и раздумью. И вместе с тем — через Христианство древняя Русь вступает в творческое взаимодействие со всем окружающим культурным миром» [3], — писал Г.Флоровский. Для него «история русской культуры начинается с Крещения Руси. Языческое время остается порогом истории» [4]. Вл.Соловьев говорил о крещении Руси как «о национальном самоотречении, как о перерыве или разрыве национальной традиции» [5]. Если учитывать довольно высокий уровень развития культуры дохристианской Руси и очень высокий уровень культуры Византии в Х веке, то именно благодаря этому Россия смогла воспринять византийско-христианскую культуру, которая, в свою очередь, по этой же причине, оказала серьезное прямое и косвенное воздействие на развитие русской культуры. Огромная роль принадлежала переводам Библии и других памятников культуры, исключительно важной деятельности Кирилла и Мефодия в формировании и развитии славянского языка и культуры.
Русская культура неразрывно связана с судьбой своего народа, с судьбой русского государства и государственности, хотя она появилась гораздо раньше всякого государства. Характер и содержание русской культуры определялись многими факторами: природой и климатом — огромные пространства почти со всеми климатическими зонами — от субтропиков до вечной мерзлоты. Суровые природные и социальные условия, тяготы вечных войн и конфликтов выковывали на протяжении столетий и тысячелетий соответствующий характер славян и русского народа: силу и мощь бытия и существования, страсть, стойкость, терпение, сердечность, свободу и независимость, добродушие, милосердие, гостеприимство, совестливость, мечтательность, созерцательность, религиозность, смирение, сострадание, любовь к жизни, красоте, добру и истине, отвага и бесстрашие, стремление к совершенству, способность к юмору и самоиронии и другие. Выдающиеся представители русского народа Пушкин, Толстой, Достоевский и другие связывали развитие русской культуры с развитием русской души, души русского человека: культура формирует душу, чувства и сознание людей, а душа определяет содержание, форму, направленность и целеполагание культуры. «Русская душа прежде всего есть дитя чувства и созерцания. Ее культуротворящий акт суть сердечное видение и религиозно совестливый порыв. Любовь и созерцание при этом свободны, как свободно пространство, свободна равнина, как живой орган природы, как молящийся дух — вот почему русский нуждается в свободе и ценит ее как воздух для легких, как простор для движения. Русская культура построена на чувстве и сердце, на созерцании, на свободе совести и свободе молитвы. Это они являются первичными силами и установками русской души, которая задает тон их могучему темпераменту. В качестве вторичных сил выступают воля, осознанная мысль, правовое сознание и органические функции…Вот почему воспитание характера является ближайшей и важнейшей задачей русского народа. Здесь сердце и совесть должны дополняться и определяться волей; мысли нужно указать истинный предмет и направление, организаторскую функцию (в индивидуальной и общественной жизни) следует облагородить и углубить, правосознание — воспитать и укрепить» [9]. Русский темперамент — страстный и горячий — объясняется азиатской кровью (монголы, тюрки, кавказские народности), в своем историческом развитии он стал еще более интенсивным, что нашло свое выражение «в самоутверждении народа, в его стремлении к самобытности, самостоятельности, самоосмыслению». Русский человек хорошо чувствует природу, ее зовы, ритмы, мощь и красоту: в хаосе он зрит божественную сущность мира, во тьме кромешной — свет божественный, в разладе — гармонию, в безразмерном и бесконечном — закон и форму. Все необычайное богатство природы находит в душе русского человека свой отклик и резонанс. Этим можно объяснить гармонию, свободу его души, естественность его натуры, красоту его языка, жестов, его простоту, искренность, задушевность, самоиронию и тонкий юмор.
Русский человек — человек природы и дитя свободы. Отсюда гармоничная свобода и страстный темперамент русского человека, его поразительное терпение, стойкость. Но самый лучшей и самой точной меркой русской души и русской культуры И.А. Ильин считал «сердечность», ибо «русский человек живет под знаком своего сердца» [6]. Он везде ищет покоя, согласия, близости и размаха. «Умного человека в России почитают, перед волевым склоняются, фантазерам дивятся, но более всего любят человека сердечного, а если он к тому же и совестливый, то его почитают как своего рода святого, или, в понимании русских, как сосуд Божий» [7]. Если же речь идет не о повседневности, а о культуре — нравственности, искусстве, религии, правосудии, науке, то и здесь русский черпает из этого источника все лучшее, отвергая бесчувственное и бессердечное как мертвое и ложное. Сердечность, словно солнце, освещает и согревает мир человека и мир культуры. Сердечность осеняет все высшие ценности. «Русская добродетель — это добродетель сердца и совести…Сердечная доброта, сострадание, дух самопожертвования и определенное стремление к совершенству играют здесь решающую роль» [8]. Из сердечности рождаются и формируются праведники и подвижники, самоотверженные и беззаветные герои и богатыри, составляющие духовную основу общественной и государственной жизни. Русский национально-духовный акт — акт чувственный, сердечный. У него своя душевная структура, которую нельзя заменить никакой другой. Русского человека отличает способность внутреннего и внешнего видения, развитое воображение и художественная фантазия, а также склонность к созерцанию. «Свободное созерцание русскому дано от природы. Свободная сердечная греза лежит в глубочайшей основе его искусства. Живое конкретное созерцание руководит его религиозной верой и политической волей… Русская душа в своей потребности созерцания ненасытна. В нем — зарождение ее искусства, в особенности живописи, скульптуры и архитектуры, но также русского балета, и русского театра вообще» [9]. Созерцание откладывает свой отпечаток на всю жизнь и деятельность русского народа — на его волю, мышление, действие, на его веру и религию. «Источником русской православной веры является созерцающее сердце» [10]. Русский человек, чтобы верить в Бога, должен свободно любить и свободно созерцать, ибо для него Бог — само совершенство и сама любовь. Он верит в свободную волю и в свободную совесть, лежащие в основе русской стойкости, терпения и страдания. Созерцающее сердце требует чистоты и очищения: чистого сердца, чистого созерцания, чистой воли, чистой мысли, и, естественно, чистого делания и «чистых рук». В этом особая роль принадлежит религии и церкви, монашеской аскезе (отшельники, старцы). Русский человек не просто верит в Бога — он стремится внести религиозное настроение и созерцание во все сферы жизни и деятельности.
Особая роль отводится молитве и молению. Церковная религиозность лежит в основе всего русского искусства и всей русской культуры. Как это ни парадоксально, но, в отличие от других языков, русский язык обогащается постоянно от церковно-славянского языка, ставшего религиозным и раскрывающего наиболее точно и глубоко самые сокровенные и самые существенно важные явления и предметы: все духовно содержательное, вдохновенное, возвышенное, страстное требует церковно-славянского языка как языка самого высокого стиля. Конкретно-духовное миросозерцание русского человека выражается в значении Пасхи, в почитании святых, Богородицы, в почитании святых мощей, в культе икон. Все это составляет православное благочестие как целостное, продуманное мировоззрение, согласно которому в материальном мире и над ним существует целостный духовный мир, живая божественная ткань — Царство Божие, к которому человек стремится душой и телом. Для Ильина «всякая народная культура есть живое органическое единство, коренящееся в религии… Потому что именно религия живет в неосознанных глубинах души, где инстинкт пробивается к своему духовному становлению и откуда творческий дух черпает свою жизненную силу» [11]. А ключ к русской религии, душе и истории Ильин видел в прафеноменах православия и в религиозных установках. «Эти установки суть: сердечное созерцание, любовь к свободе, детская непосредственность, живая совесть, равно как и воля к совершенству во всем, вера в божественное становление человеческой души и природы, смирение, терпение и стремление к душевному очищению. Эти прафеномены суть: молитва, старчество, праздник Пасхи, почитание Богородицы и святых, иконы» [12]. Только исходя из этого, можно понять русскую душу, русскую историю, русскую культуру.
В жизни русского народа всегда наблюдалась тесная связь между историей, религией и культурой. Русская история была драматической и трагической: Россия, расположенная между Европой и Азией, была проходным двором для переселения народов, она была своеобразной «осажденной крепостью», которую стремились поработить, завоевать, уничтожить кочевники, татары, турки, австрийцы, поляки, немцы, датчане, шведы и другие народности. Россия всегда стояла перед выбором: сражаться или быть уничтоженной. Так, в период от 800 до 1237 г. Россия отражала нападения каждые четыре года, Монгольское нашествие 1237–1241 г.г. За последующие 220 лет (1240–1462) было двести вторжений. За последующие периоды (1368–1893), т. е. за 525 лет, Россия воевала 329 лет: две мировых войны, три революции, война с Японией, гражданская война, война с Польшей, война с Финляндией, война в Афганистане, две войны в Чечне, сталинский террор 30-е – 40-е гг., индустриализация и коллективизация, распад СССР, разорительные и губительные для России горбачевская «перестройка» и ельцинские «псевдореформы», 44-летний период гонки вооружений, интернациональная помощь коммунистическому, рабочему и национально-освободительному движению во всех странах мира, — за все это Россия расплачивалась десятками, если не сотней, миллионов жизней своих людей, разрушением экономики, промышленности и сельского хозяйства, уничтожением материальных и духовных ценностей, утратой лучшего генофонда, вырождением народов от болезней, голода, холода, войн, нарушенной экологии, алкоголизма, наркомании, эпидемий и т. д. И, несмотря на чудовищные истребительные войны и социальные катастрофы, Россия возрождалась вновь и вновь, благодаря необыкновенной стойкости, живучести, мужеству, героизму, творчеству своего народа.
Драматическая и трагическая история России вырабатывала соответствующий характер народа. «Это была школа религиозного самоуглубления, метафизической сосредоточенности, духовной стойкости, национальной собранности» [13]. И не только в период татаро-монгольского ига, но и на всем протяжении истории. Этот длительный процесс религиозной и национальной собранности — онтогенетический — в индивидуальной душе и филогенетический — в душе народа. «Так, русские веками учились и научились искусству побеждать: отступая, не сгорать в земном пожарище, на руинах воздвигать новое хозяйство, духовно обновляться в беде и смятении, не терять мужества при распаде, трезво смотреть на вещи в страданиях и молиться; жить в лишениях, собирая духовную жатву, опять возрождаться как феникс из пепла, созидать на руинах и, начиная с нуля, быстро набирать силы и неустанно творить»… [14] У русских есть жизненный инстинкт и традиционная стойкость. Они прошли суровую, но плодотворную школу прошлого, которая дает им мужество, спокойствие и уверенность при необходимости принять трудное политическое или хозяйственное решение». Этим во многом можно объяснить свойства характера русского человека и русского солдата. Постоянные нападения на Россию, необходимость защищаться от врагов на протяжении всей истории, тяжелые последствия вражеских нашествий — разрушение хозяйства, голод, холод, нищета и т. д. — все это требовало сосредоточения национальных сил, укрепления государства, государственно-политического регулирования жизни народа и страны, подчинение трудовой деятельности людей на пользу государству. Однако во всей истории России «идея тоталитарного, случайного в развитии коммунистического государства никогда не возникала, никогда не обсуждалась, не говоря уже о том, чтобы ее осуществить. К частной инициативе всегда относились как к источнику созидания, уважительно. Частная собственность…как и везде в мире, гарантировалась, считалась неприкосновенной. Свобода временами подвергалась сильным ограничениям, но принципиально не отвергалась никогда. Личный статус граждан строго лимитировался…но идея обезлички человека (возведенная у коммунистов в принцип) была далека от теории и практики» [15]. Во всем этом сказалось влияние православия, любовь русского народа к свободе, масштабы территории и примитивные средства сообщения.
Постоянные войны тормозили и ограничивали свободное развитие бытия. В этом следует искать причины возникновения и 200-летнего существования крепостного права в России, когда каждому сословию предписывались твердые повинности и обязанности (дворянству, купечеству и крестьянству). Многие столетия Россия вынуждена была довольствоваться самым необходимым, чтобы просто выжить. Только в ХIХ веке вследствие страшных войн, русский народ осознал, что именно войны стали причиной его отсталости, лишений и упущений, одновременно это заставило его осознать свое своеобразие и неподдельность своей религиозной культуры — культуры Пушкина, Гоголя, Достоевского. Сознавая свои социальные раны и опасности, он стал создавать у себя европейски образованное сословие и принялся за духовное оздоровление, реформы, раскрепощение, правосознание и просвещение. Россия отставала не «по злому умыслу» царя или правительства, и не «по тупости», а в силу татаро-монгольского ига, бесчисленных войн и опустошений, а также в силу огромных размеров страны, многонационального состава населения и географического положения. Сколько зла причинили России бесконечные войны — прежде всего здоровью, ее генофонду — трудно представить, не говоря уже об экономическом и хозяйственном ущербе. В то же время они оказали положительное воздействие на укрепление духа народа, на формирование и развитие его характера, в частности, на характер русской женщины, которая вызывала всегда всеобщее восхищение. «В них темперамент проявляется в интенсивности воли и духа. Любовь у них одна — верная, судьбоносная, потому что открытая, с полной отдачей. Инстинкт тонок и без ошибок, разборчив и дальновиден, воля предприимчива, воображение художественно, с большим вкусом. В общем и целом женщина — ангел-хранитель мужчины, источник силы и вдохновения, истинно духовное материнское лоно для детей. Такие женщины становятся хранительницами веры, преданности нации и культуре, резервуаром национальной мощи» [16].
Все основные факторы: русская душа; равнина, служившая проходным двором для степных азиатов-кочевников и добычей для сытых стран Европы; суровый климат; эпоха ранней и последующей кристаллизации и консолидации на основе римско-правовой и римско-церковной культуры, с которой у России ничего общего принципиально не было и нет; эпоха позднего и последнего монгольского нашествия из Азии (Чингисхан и его последователи) — обусловили то, что Россия предстает «запоздалым, кое-где отсталым в правовом, научном и техническом отношении, лишенным населения и одиноким народным духом, на которые смотрят свысока, язык которого отвергается…» [17]. В IХ- ХII веках Европа переживает расцвет феодализма, а Россия — русские восточные славяне переживают период своего детства — период первой оседлости, поселения в разных местах и образования государственно-политических ячеек — множество отдельных княжеств. Крестьяне возделывают пашни, разводят скот, пчел, занимаются охотой и рыбной ловлей, различными промыслами, торговлей. Возводятся города-крепости — центры порядка, правосудия, обороны и нападения, располагающиеся на великих реках. Призванная на Русь в 862 году династия Рюриковичей (из западных славян, а не из норманнов и германцев) застала на Руси довольно высокую экономическую и политическую культуру, которую она и приняла. Эта династия просуществовала до 1598 года (более семи веков), в ней почти не было тиранов.
Русская культура способствовала вызреванию, постановке и решению национальных задач в начальном периоде своего развития. Такими задачами Ильин считал следующие: «Прежде всего религиозная проблема: речь шла о том, чтобы преодолеть наивную приверженность к славянскому мифу и язычеству — воплотить религию прошлого в поэтическую грезу, в сказочный мир, высветив и сохранив при этом присущую эпохе язычества мудрость. Речь, далее, шла о том, чтобы на исторически сложившейся христианско-византийской традиции возвести новый, самостоятельный национальный акт веры и…укрепиться в этом акте и способствовать его дальнейшему внедрению — взять на себя добровольную миссию добровольного обращения других в свою веру; свет христианства должен был пролиться на все области жизни и положить тем самым начало новой православной культуре славян…
Главной политической задачей в плане защиты сразу же стало единство, и именно единство в социальном плане (классово-сословное и гражданский мир) и единство в плане сплочения княжеств, что впрочем, не удавалось и приводило к поражению в борьбе против татар. Политический смысл этого первого периода состоял в том, чтобы попытаться направить объединение России по пути от союза государств к государству федеративному — и причем без успеха…Россия как единое целое только грезилась таким гениальным мужам, как князья Ярослав Мудрый и Владимир Мономах; отдельными княжествами все еще владела центробежная сила, а отдельными князьями — жажда честолюбия и славы. Вот почему первый период истории России отмечен крушением федералистской мысли: стремящиеся к добровольному объединению ничего не осуществляют на деле и политически терпят крах.
Третьей задачей, стоящей перед Россией, были правовой порядок и судопроизводство. Пытались строить как бы на голом поле — без римского права, без четкого представления о правах на частную собственность, невольно принимая в расчет языческие установки народа, не обладая христианским правовым сознанием.
Четвертой задачей было народное образование и развитие искусств. И то и другое только начинало появляться. Образование распространялось в народе в форме церковных школ и монастырей. Забота об искусстве стояла в теснейшей связи с церковной архитектурой, церковной живописью, церковным пением. Незадолго до татарского нашествия в одном только Киеве насчитывалось до 40 различных школ, где изучались также греческий и ряд европейских языков…
Пятой задачей были международные отношения. Тут начинаются первые войны с Эстляндией, Польшей, Литвой — в целом незначительные конфликты, но имеют место и плодотворные сближения с европейскими странами с явно обозначенной программой: мир с Европой и зашита от Азии; и эти стратегически верные мысли четко прочитываются в политике первых великих киевских князей» [18].
Русский народ и русская культура понесли огромный, ничем не восполнимый урон от татаро-монгольского нашествия и ига. Законы кочевников: «Твое есть мое», «Сила выше права», «Огонь и меч — основа общественного порядка», «Пытка и смерть как ultima ratio» оставили свои следы и оказали дурное влияние, которое проявилось в народных волнениях 1608–1613 гг., в бунте Разина 1670–1671, в восстании Пугачева 1773–1775, в революции 1917 г. и в годы сталинизма, когда уничтожались миллионы и миллионы ни в чем не повинных людей. Сказалось это и генетически: совместная жизнь и смешение кровей (12% населения России имеет монгольские корни) сказывались и оказываются во всем — в темпераменте, в поведении, в обычаях и в языке, в одежде. Однако самое тяжелое наследство, доставшееся от татар – ущербность и разорванность правосознания и чувства собственности, полный крах домонгольской культуры, искусства и т. д. Непоправимый ущерб нанесли военные угрозы существованию человека и всему, что он строил, возводил, создавал: очень часто приходилось начинать с нуля, если человек еще оставался жив. Народ привык относиться к своему состоянию как к чему-то ненадежному, к чужой собственности — безразлично, как и к своей, не заботясь о бережливости и экономии, надеясь на «авось», «небось», «как-нибудь», снисходительная трактовка хищнических бесчинств, отсюда недостаток твердого и лояльного правосознания в личном и общественном плане, фривольное обращение с правопорядком и его законами. Приучение к правопорядку началось в России только в XIX веке. Затем опять все рухнуло после революции 1917 г. и в период сталинизма, не говоря уже о периоде «перестройки» и ельцинских «псевдореформ», когда, в силу тотальной коррупции и господства криминала, во всех сферах жизнедеятельности появился «беспредел», отменивший все законы и правила, весь правопорядок. Начинать строить новую жизнь опять придется с нуля.
Единственное, что было признано татарами — это русская православная церковь, которая им импонировала и которая была ими поддержана, что дало возможность духовенству помогать своему народу, способствовать развитию культуры: она учила, утешала, увещевала. Церковь становилась могучей силой в жизни России, а христианская вера становилась глубочайшим источником и средоточием национального бытия.
Что касается развития русской культуры, то она «зачиналась, оживала и дышала христиански и оцерковленно» [19]. «Первоисточники русской истории, русской литературы, русской музыки, русской живописи, русской архитектуры и русского театрального дела в церкви были укоренены, церкви служили, духом христианства были пропитаны. Этой установкой на христианское благочестие и христианские идеалы русская культура руководствовалась в дальнейшем на своем мирском пути. На этот путь Россия встала довольно поздно. Танец всегда был светским, из других искусств в светской форме прежде всего выступает архитектура, а гораздо позже — в XVIII веке — скульптура (в лице гениального ваятеля Федора Шубина). Скульптура появляется первой в секуляризированной форме, поскольку православная церковь не допускала скульптурных изображений в Домах Божьих и вообще старалась избегать всего, что хоть как-то могло привести к идолопоклонничеству…Икона есть отражение, картина, намек. Скульптура же предстает как трехмерный образ — как предстоящее тело Божие. Помимо народных хоров и народных сказок, которые были мирскими, другие виды искусства обрели свою светскую вольность только в XIX столетии (поэзия, роман, новелла, музыка, театр); все это едва насчитывает в России 100–150–200 лет. Эта здоровая творческая секуляризация проходила, однако, иначе, чем на Западе: культура процветала в церковной форме; но форма эта не была и антицерковной, а лишь свободной и самостоятельной; но не была она и нехристианской, а тем более антихристианской, скорее всего, она приводила к свободному выражению христианского духа в нецерковной, мирской форме. Ничего от нездорового клерикализма; ничего от напускного ханжества, очень мало вероотступничества, и даже если вера утрачивалась, то все равно христианское дыхание чувствовалась во всем: в свободе, в любви и братстве; в ней находило свое выражение истинное созерцание сердцем, голос совести. Русская культура получает свое христианское крещение именно в первые столетия… и особенно в жесткое время татарского ига и национального освобождения… христианское означает в России не то же самое, что клерикальное; русский остается христианином даже в мирских формах своей культуры. Только ХХ век принес нам вероломное антихристианство — большевизм — из Западной Европы в образе марксизма, социализма, философии разума и опирающего на чувствительный опыт позитивизма» [20].
Из этого следует, что русская культура переживает тяжелейшие и весьма длительные, затяжные кризисы, но она никогда не была разрушена или уничтожена — она постоянно возрождалась и развивалась. Естественно, ущербы, наносимые ей войнами и нашествиями, были серьезными и глубокими, но постепенно, со временем эти «раны» затягивались и заживали, хотя наследственные травмы, скажем, татаро-монгольского ига, с его страхами и угрозами, политического унижения, разбоя, ограбления, пыток, смерти, давали и дают о себе знать и по сей день, особенно в периоды социальных потрясений, конфликтов, войн, как, например, мировые войны, войны в Афганистане, в Чечне, неудавшаяся горбачевская «перестройка», ельцинские псевдореформы. Тогда старые монгольские раны дают о себе знать в одичании, отупении, ожесточении и озверении, что свидетельствует о болезни русской души, о ее разочарованиях, колебаниях, совращении.
Вместе с тем татаро-монгольское иго и другие исторические испытания, беды и несчастья, выпавшие на долю русского народа, «воспитало в русских и положительные качества: проницательность, неистощимое терпение и стойкость, способность вынести самый низкий жизненный уровень и при этом не падать духом, искусство самопожертвования и безрассудной самоотдачи, религиозную стойкость души, удивительную покладистость и гибкость, наследственную отвагу, ярко выраженное, в поколениях воспитанное искусство оборонительной войны; привело к языковому обогащению, к искусству верховой езды (например, у казаков). А в политическом отношении — убеждение, что федеративное устройство государства в огромной стране с множеством народностей не подходит… Россия может иметь собственные, самостоятельно возникающие формы авторитарного государства и демократического государства — в единстве. Именно этим — не случайностью и не деспотией московского центра — объясняется то, что Россия на протяжении веков оставалась монархией, притом все сословия вырабатывали и практиковали своеобразные формы самоуправления…Христианская мудрость, политический такт и сила молитвы православной церкви оказывали таинственное, воспитательное, национальное и политическое влияние. Во всех больших, влиятельных делах за церковью…оставалось последнее слово: воздействие ее на народ и страну было благодатным и руководительным» [21]. Православная церковь никогда не жаждала светской власти, а светская власть не стремилась овладеть властью духовной, поэтому история России была свободна как от цезаре-папизма, так и от папо-цезаризма. Традиционно церковь и государство в России гетерогенны по духу, положению, достоинству, цели и практическому образу действия. Лишь при Петре I и Екатерине II государство стремилось подчинить себе церковь. А при советской власти церковь подверглась жесточайшим гонениям, но это — исключения. В целом же государство боролось за свой христиански-верующий народ и за святыни церкви, а церковь старалась защитить свой православный люд, поддерживать государство молитвой и совестью.
В России, где до революции проживало 169 различных национальностей и было около 32 различных религий и конфессий, «государственно-правовой порядок можно было создать только путем узаконенного и поддерживаемого государством самоуправления всех слоев общества. Политическую историю России надо исследовать и изображать не столько как историю централизованного правления, сколько самоуправления, которое в России существовало с древнейших времен. В городах выбирались сотские и тысяцкие, в крестьянских общинах — сельские старосты. Еще Иван IV повелел учредить самоуправление по всей России и всячески поддерживать его. Городское самоуправление ко времени великой смуты (1610–1613) было введено в половине России, оно очистило Москву от поляков, способствовало созданию нового государственного строя. А при Александре II самоуправление городов было значительно расширено и стало еще более самостоятельным. До революции 1917 года в России наряду с централизованным правлением, императором, министерствами, Государственной Думой, губернаторами существовали еще независимые от государства церковное, дворянское, купеческое, мещанское самоуправление, самоуправление крестьянских общин, самоуправление университетов и адвокатуры, городов и земель (земства), организация кооперативных товариществ, казачье самоуправление, артели кустарных промыслов, конторских служащих, казначеев, носильщиков, кучеров, транспортных рабочих, лесосплавщиков и другие свободные профессиональные корпорации, всевозможные объединения самоуправляемых культурных обществ, союзы промышленных рабочих и т. д. «Таким образом, разрешается эта извечная загадка русской культуры: сплоченный войной и нуждой, управляемый строго унифицированным авторитарно-автократическим государством, русский народ оставался свободолюбивым, вольным благодаря своим просторам, дифференцированному самоуправлению, сердцу, созерцательности и своей славянской индивидуальности. Из этого возникает последняя и глубокая путеводная идея русской культуры: единство через множество и своеобразие, невзирая на единство; ценность малого в большом, самопожертвование личным ради общего и свободное созерцание сердцем как мерило-ориентир и направляющий источник культуры» [22].
Русский народ никогда не был склонен к авторитарному мышлению, за исключением полуграмотной, полукультурной полуинтеллигенции. Ему всегда были чужды раболепие, угодничество, низкопоклонство, карьеризм. Простой русский человек — это скептик и автономный мыслитель: он ничего не принимает на веру, все должен хорошо обдумать, проверить, испытать. Монарх и монархическая форма правления пришлись ему по душе, ибо в них он находил наибольшую свободу и независимость, вот почему русский народ не представлял себе другой формы правления в России. Республиканская форма правления в России не удалась: первый раз во время великой смуты (1610–1613), второй раз — в советской России, третий — в период «перестройки» и ельцинских псевдореформ. Правда, следует заметить, что все три раза это была не республика: первый раз — семибоярщина, междуцарствие, самозванство, второй раз — партийная диктатура, сталинизм, третий раз — криминальная охлократия автократически-олигархического толка.
Русская народная душа была поставлена перед дилеммой: или оставаться завоеванной, зависеть от иностранного капитала, носить чужое ярмо и утратить свою национальность, или же стать частицей национально мыслящего и авторитарно управляемого государства, присягнув ему на верность. Она приняла второе — «единственную возможность и необходимость воссоздать христиански-православную и национальную монархию, в ней жить и за нее бороться». К тому же русский человек должен чувствовать, любить и созерцать чувственный и сверхчувственный образ всего, что для него жизненно важно и необходимо. Государство для русского человека — это живое нравственное сообщение, организм солидарности, совместной жизни людей, вольной и справедливой. Нравственно безликое государство, а тем более безнравственное — ему не нужно, ибо он полагает, что государство проистекает из глубины корней духа, как право и политика, что они освящены любовью, связаны богатством, требуют справедливости и устанавливают в обществе справедливость. Русскому человеку нужно принять их сердцем, соединить с верой и совестью и тем их одобрить, объять их религиозно-нравственным взором, представить их художественно, персонифицировать. Только тогда «он приводит в движение живые глубины своего правосознания и получает эмоциональный заряд к исполнению самого важного в человеческой правовой жизни — решимость к добровольному послушанию, к добровольному самоограничению, ко все возрастающей лояльности из свободных побуждений, к лишенному всякого самоуничижения достойному подчинению; становится таким образом свободным гражданином и тем самым выполняет свое предназначение в качестве правового субъекта. После этого он уже не бунтует, он осознанно ограничивает себя, терпит, жертвует, как никто другой…Такое свободное достойное личности обязательство гражданина в лояльности составляет самую глубинную, содержательную сущность демократии…Ибо без лояльности государство рушится». У русского народа отношения с государством и властью совсем не формальные: он связывает себя с государством религиозно, облагораживает его, как и главу государства. Он «должен иметь во главе государства такого человека, которому требуется от народа любовь и доверие; тогда где-то в глубине души государство представляется русскому человеку чем-то вроде великой семьи, Родина — матерью, царь и император — отцом; и это религиозное, выдержанное в патримониальном духе правовое сознание в ходе веков привело русское государство к монархической форме» [23].
Особые отношения народа к царю имели также религиозную основу и подоплеку. Взаимосвязь между царем и народом основывалась «на вере, любви, совести, верности и художественно зримой созерцательности», а милость и молитва оказывали действенное влияние. Духовный процесс между царем и народом состоял в том, что «образ царя формировал и укреплял правосознание народа, а образ народа облагораживал и формировал правосознание царя» [24].
Любовь народа к царю освобождала народ, укрепляла и развивала достоинство народа. Своим правосознанием народ укреплялся в христианском созерцании сердцем, предавался добровольной лояльности, принося в политическое устройство благочестивую любовь и надежную преданность. Религиозно обоснованный художественный процесс идентификации с идеальным образом царя приводил к тому, что человек стремился стать лучше: мягким, милосердным, праведным, благоразумным, боговерующим, смелым, волевым, неподкупным, с характером, верным, проницательным, хорошим семьянином, хозяйственником и т. д. Это помогло народу сохранить свою православную веру, веру в бессмертие души, сохранить свободу и достоинство, определить сущность своего политического устройства.
Что касается царя, то все русские цари были глубоко религиозными, за редким исключением, они непосредственно общались с народом, их с детства воспитывали в духе высокой нравственности: «любовь была в то время и требованием; доверие было одновременно поощрением, восторг обязывал, умиление смягчало, совместная молитва будила христианскую совесть; коронационные торжества концентрировали весь этот процесс аккумуляции» [25], аккумуляции религиозно-этической. Царь не мог вести себя как абсолютный самодержец, ибо был связан неразрывно с народом, был его живым гласом.
Ильин считал, что духовная культура предполагает определенную содержательную глубину и ведет к самым потаенным и святым основам бытия, к источникам жизни. Ее нельзя истолковывать формально. Он настаивал на строгом различии культуры и цивилизации. «Культура духовна, первична, творчески целенаправленна, органична. Цивилизация технична, вторична, размножаема, механистична, вещественна и инструментально создаваема. Культура касается внутреннего мира, самого значительного в нем, святого, главного. Цивилизация касается более внешнего, полезного, материального, второстепенного» [26]. Для него глубокое, любящее, верное сердце является эталоном культуры. Всякая религия есть культура, даже самая наивная. В то же время, например, образованность еще не есть культура: никакое разностороннее умение — чтение, письмо, печатание, знание языков, танец, спорт, технические способности — не гарантируют истинно культурного содержания, ибо перегруженная память — только оружие, инструмент, арсенал, только потенция возможной культуры. Так, Рим был носителем цивилизации: в формальном соблюдении права, в искусстве владения оружием, в организации, в ораторском искусстве, в образовании — но все это далеко от живой, созидательной, духовной культуры. Китайцы отставали от цивилизации, но были культурным народом. Отшельник был истинным очагом духовной культуры.
По Ильину, «цивилизация всегда имеет дело с вопросом «как?» и никогда — с вопросом «что?» [27]. Культура есть живое, духовное творческое содержание, дорога наверх к святыне, к совершенству человека. Цивилизация есть забота земного «как?» — инструмента, сосуда, материального техницизма и душевной формы.
С этой точки зрения Ильин рассматривает вопросы культуры и цивилизации в России. «Россию с ее цивилизацией веками разрушали, потрясали, превращали в руины, тормозили, сдерживали, и потому русский народ заботился о внутренней культуре. В вопросах цивилизации Россия примерно до середины XIX века была отсталой и примитивной; но никогда не была Россия бескультурной, к культуре безучастной, от культуры независимой или варварской и самодовольной в варварстве. Наоборот, начиная с XI века … душа русского народа по содержанию насыщена, чувствами охвачена сверх меры, верой богата и полна жизни, творчески одарена созерцанием и делом …отсталая в плане цивилизации, Россия всегда оставалась самобытной в своей культуре и творчески развитой страной … Россия изначально, еще тысячу лет назад, имела все необходимое для создания своеобразной культуры, а именно: заряд духовного темперамента, своеобразный душевно-духовный акт — в чувстве, в созерцании, в воле, в мышлении и делании и, что самое важное, — собственное внутреннее понимание Бога, внешне-внутренней правды мира и человеческого блага … явление русской культуры — уникальный духовный организм … здесь налицо тысячелетний процесс развития оригинального народного духа — в борьбе, страданиях, молитвах, с самобытной судьбой в прошлом и будущем, со своеобразным созерцанием божественного, особым чувством стиля в жизни и искусстве» [28].
Ильин стремился обосновать мировоззренческую, духовно-творческую самобытность русской народной души, проявляющуюся во всех сферах жизнедеятельности, в том числе в сфере литературы и искусства. Он пишет о том, что дух, которым дышат фрески и иконы XI-XII веков и который утверждался столетиями, и есть тот дух, который питает русское искусство два последних столетия — в стихотворении и романе, в живописи и ваянии, в музыке и зодчестве, в театре и танце. Для русского человека искусство – это не игра и не просто украшение жизни или приятное времяпровождение. «Искусство должно русскому о чем-то говорить, что-то поведать, сообщить. Прислушиваясь и созерцая, ждет русский, что в искусстве откроется ему нечто важное о сути жизни, о сущности мира, который целиком во власти божественных лучей света». Это — не философия и не религиозное наставление, — это живая реальность, проистекающая из метафизики бытия, призванная светить ему, радовать его, потрясать его воображение, очищать его. Искусство для русского — ответственность абсолютного служения, иррациональное сосредоточение, подлинное созерцание, своего рода национальное творчество. Это ищущее раздумье, духовное всматривание, душевная разрядка, духовное очищение, проникновенный взгляд в сущность мира, вхождение в метафизическую ткань бытия … искусство всегда там, где схвачена и верно выражена идея Бога, которая есть «душа и тело каждой вещи, каждого живого существа, каждой частицы природы…Искусство для русского есть дружеский путь к сути всего сущего, к миру земному, ставшему миром потусторонним, знак из глубины, символ свободного откровения». Ильин демонстрирует свои утверждения произведениями архитектуры, скульптуры, живописи, театра, музыки, танца, поэзии, прозы и прикладного искусства. Он, например, очень верно и глубоко раскрывает смысл и значение собора Василия Блаженного: «В нем выражена главная идея России: беречь и сохранять единство, ценить индивидуальность, не подавлять ее — дать человеку и народам возможность процветания в свободе и независимости и из каждого отдельно цветущего множества создавать великолепие единства» [29].
Все, кто без предубеждения проследит развитие русской истории и культуры, станет свидетелем «великого, движимого страданиями действа, одновременно драматического в судьбе, борьбе, мучениях, эпического по масштабу, длительности, умеренному спокойствию, достоинству пути; лирического по внутреннему, интимному состоянию народной души, чувству и созерцанию как первичным силам движения и жизни». Этот путь отличает глубина и значительность. На долю русского народа выпало слишком много страданий, несчастий, опасностей, которые обусловили отставание в экономике и технике, но они же заставили русский народ «искать дорогу к Богу и создать уникальную культуру … все самое великое в мире создается страданием … Путь его исторического становления раскрыл ему глубокий божественный смысл Голгофы, принес ему творческие страдания, научил спокойно их воспринимать, с достоинством переживать и терпеливо с помощью смирения, молитвы, любви, созерцания, юмора превращать их в победу» [30]. Страдания многому научили русский народ, в том числе и умению преодолевать страдания в борьбе и в приближении к совершенству — в любви и нравах, искусстве и созерцании, в поэзии и науке, в вере и молитве, в праве и законе. Многовековые страдания отложили свой отпечаток в душе русского человека — «русская хандра» или тоска, из которой рождается истинная радость. Мировая скорбь, осеняющая все великие деяния и свершения русского народа и представителей его культуры. «У русской культуры одна — единственная проблема: в ней сердце ищет преобразования в страдании посредством свободного созерцания. Вот ключ к русской религии, поэзии, музыке, живописи — к русской душе… движимый мужеством и отмеченный печатью страданий, русский народ отвоевал свое право на независимость и самобытность культуры…русская культура действительно опиралась на своеобразный душевно-духовный акт и в основе своей им создавалась. Целое тысячелетие русский человек так существовал, то есть так жил, так созерцал, так творил, как это было Богом ему дано, отпущено природой и кровью его расы, а не так, как навязывает ему его сосед или силой навязывает монгольский оккупант…Культура получила свой особый лик и явила себя миру» [31].
Ильин убедительно доказывает, что дореволюционная Россия во всех отношениях была одним из самых передовых государств (1894-1914).
Прирост населения составлял 17 человек (Рождалось — 34, умирало — 17)
Прирост:
населения — 40%
урожая зерна — 78%
количества лошадей — 37%
рогатого скота — 64%
Промышленность:
угля – 325% (более, чем в три раза)
марганцевой руды — 364% (более чем в четыре раза)
меди — 375% (более чем почти в четыре раза)
железной руды — 250%
нефти — 65%
добычи золота — 43%
свекольного сахара — 245%
хлопка — 388%
железных дорог — 103%
торгового флота — 59%
Народное образование:
Бюджет народного просвещения — 628%. При этом выросла сеть церковных школ, сделан рынок в строительстве городских школ, еще больший — муниципальных и частных школ, что в госбюджете не учитывалось.
Число школ:
Высших — 180%
Средних — 227%
Женских гимназий — 420%
Народных школ — 96%. В отношении народных школ Россия стояла на пороге осуществления всеобщего народного образования с сетью школ в радиусе одного километра [32].
И так было во всем. Прирост товаров споспешествовал во всех областях приросту населения (на 40%), а в некотором отношении увеличился даже в десятикратном размере. Это был нормальный процесс исторического творчества русского народа. Если бы не революция 1917 года и все последующие разрушительные события, то Россия превратилась бы в одну из самых передовых стран Европы и мира.
В чем же Ильин видел «творческую идею» России? Вопреки укоренившимся мнениям, Ильин полагал, что творческая идея народа — это вовсе не то, что зрили и выразили такие выдающиеся его представители, как Пушкин, Толстой или Достоевский, а гораздо более то, что существует уже как факт, что работает в народе как внутренняя сила, что «уже ведет народ в его истории, что всегда вело его и что нашло и будет находить выражение в его собственном творчестве…неправильно приписывать народу или навязывать ему платоническую идею, потусторонний идеал, гораздо целесообразнее отыскать в его истории Аристотелеву εντελεχεια. Эта εντελεχεια тоже есть идея, но … реальная, посюстороннего бытия; она — живая сущность того, что есть сейчас, здесь, и того, что было тогда, в прошлом, и что будет и далее, в будущем, что работало, работает и будет работать в вещи, в человеке или в народе. Это не только отдаленный идеал-образец, далекая цель, развернутое совершенство будущего, но и внутренняя движущая сила, которая всегда была и находила свое выражение и сейчас является движущим и определяющим мотивом, в будущем должна стать руководящей и остаться таковой навсегда. Скрытая и еще не развернувшаяся для прошлого, она больше и дальше развернется в будущем…Такую творческую идею России я и имею в виду и ищу. Она есть то, что было всегда в народе и что сражалось за народ, что определяло образ мыслей его, выстраивало и шлифовало его творческий акт, служило мерилом его лучших творений, выражая в них себя. Творческая идея России не есть выдуманный мною идеал, которым бы я мог вдохновить свой народ в его исторических странствиях в дальнейшем; нет, она есть существующая в его душе склонность, тенденция, поиск, которым он следовал и будет следовать и которые отражаются в структуре его творческого акта» [33]. Это совершенно новое понимание творческой идеи русского народа, новое понимание «русской идеи», о которой так много писали и говорили в прошлом, пишут и говорят и в настоящее время.
Благодаря тому, что русский народ, согласно Ильину, это народ чувства, а его главный творческий акт — акт сердца, то, например, русский мыслитель поднимается до истинных высот как мыслитель, созерцающий сердце. Он во все вносит некий сплав любви и созерцания, поэзии, красоты и религиозного чувства. Этим же объясняется и стойкость русской воли, а именно — ее укорененность в сердечном созерцании. Вот почему русские политики — идеалисты и мечтатели, этические максималисты и склонны к нетерпению.
Ильин по-своему формулирует русскую творческую идею, или творческую идею России: «Русский народ призван и как бы обязан свободно настроить свою культуру на этот основной акт и пропустить через сердечное созерцание. Буквально всю культуру — науку, философию, историю, медицину; все искусство — музыку, поэзию, живопись, скульптуру, архитектуру, театр, танец; воспитание, формирование характера, семейный быт, военное дело, свободное корпоративное дело, социальное обеспечение. Право: законодательство, государственное устройство, конституцию, судопроизводство, уголовный кодекс, вопросы тюремного содержания, систему субъективно-государственного права, адвокатуру, полицию, самоуправление. Экономику: вопросы хозяйствования, частной собственности, освоения земель, промышленности, кооперации. Буквально всю культуру русский подчинил этому основному национальному акту, подчинился ему, строил и отстраивал все на его основе. Огромная задача, прекрасная задача, на века. Отсюда мне ясно, что прежде всего надо находить религиозные глубины народного духа, обретать равновесие, очищаться, укрепляться. Христианин, и именно православный христианин, который вынашивал этот акт сердечного созерцания веками и сделал его иррациональным мерилом, должен обрести себя снова в русской душе и снова утвердиться в ней…творческая идея России есть идея христианско-евангельская…и в то же время православная и русская, принесенная от восточной православной церкви и усвоенная и выношенная в этой наивной, народной, славянско-темпераментной и добродушно-природной форме. По этой причине творческую идею России…можно было бы истолковать как свободную христианизацию всей культуры — христианизацию посредством свободного созерцания сердцем…Эта творческая идея могла бы быть выражена так: русский народ должен воспитывать свой национальный характер на основе свободного созерцания сердцем и созерцания совестью. Эта творческая идея вынашивалась и проводилась в жизнь в течение веков, если не тысячелетий» [34]. При этом Ильин понимает христианизацию всей культуры не как клерикализацию, ибо культура и государство должны, как он полагал, оставаться светскими и свободными, должны строиться и жить творчески свободно на свободном христианском созерцании сердцем и совестью. «Церковь остается словно живою квинтэссенцией, оплотом духа и молитвы, родником, доброжелательным наставником, не претендующим на власть, а потому не унижающимся до столкновений с властью» [35].
Что касается других культур, то русский народ должен их знать, уважать, но творить самостоятельно и развивать свою собственную культуру. Нельзя перенимать ничего чуждого, чужеродного, ибо оно может только повредить собственному национально-творческому акту.
Духовный уровень любви и созерцания доброй воли, где реально начинается Божье царство, Ильин называл «Святой Русью», «святой сутью русского», «святым оплотом», — реальнейшей в народном бытии, задающей ему смысл, руководящей им, влекущей, вдохновляющей». Эту Святую Русь русский народ и должен возродить, лелеять и развивать.