В статье “Антирелигиозная политика советской власти в период коллективизации и раскулачивания (на примере Западной области)” Наталья Никитична Никитина, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории ФБОУ «Калужский государственный университет им. К.Э. Циолковского» и Ирина Петровна Петрова, магистр истории, учитель истории НОУ «Православная гимназия» г. Козельска рассматривают основные направления антирелигиозной политики советской власти в 1929 – 1930 гг. в советской деревне. Основное внимание уделено характеристике форм и методов этой политики и крестьянскому протесту против неё.

Исследование выполнено на основе документов архивных фондов Калужской области.

 

Раскулачивание периода коллективизации явилось логичным завершением аграрной политики большевиков. Придя к власти, они изначально объявили врагами помещиков-землевладельцев, стараясь привлечь на свою сторону крестьян. Затем врагами были объявлены богатые крестьяне. Уничтожив их, большевики принялись за зажиточных крестьян. Одновременно врагом мог стать крестьянин-середняк и даже иногда бедняк, несогласный с государственной политикой или имевший непростые отношения с местной властью, либо открыто помогавший местному храму и свято хранивший христианскую веру в трудные 20 – 30^ые годы ХХ века.

Советская власть пыталась дать определение понятия «кулак», но фактически так и не смогла этого сделать, отдав решение этого вопроса на откуп местным властям. При желании под определение «кулак» можно было подвести любого крестьянина.

Г. Ф. Доброноженко считает, что в 1918-1920 гг. большевики разделили крестьян на две группы: сторонников и противников новой политики в деревне. «Врагами экономических мероприятий Советской власти», «величайшими преступниками», «эксплуататорами трудового народа» объявлялись крестьяне-собственники, сопротивлявшиеся государственной хлебной монополии. С 1918 г. в отношении «сельских эксплуататоров» большевики стали применять негативный термин, давно существовавший в крестьянском лексиконе – кулак.   Г.Ф. Доброноженко приходит к выводу, что «кулак» в большевистской теории – это идеологема, внедряемая в общественное сознание для обозначения классового врага  в крестьянской среде. [3, c.91]

Наиболее развернутая характеристика социальной структуры деревни в 1920-е гг. приводится в исследованиях В. П. Данилова. Он утверждал, что «социальное расслоение крестьянства в 20-е годы, наличие в нем формирующегося эксплуататорского слоя – кулачества – факты истории», а значит «кулак, середняк и батрак были реальными, а не мифическими фигурами». По его мнению, к моменту революции крестьянские хозяйства были необратимо втянуты в товарно-капиталистическую систему развития. В послереволюционной деревне происходило «перераспределение удельного веса социальных групп, сложившихся задолго до революции», «изменилось место бедноты, середняков и кулаков в хозяйственной и политической жизни деревни, но сами эти группы сохранились, как и возможность их роста в дальнейшем». [2, c.88]

Местные партийные советские органы, не всегда умея разобраться, «кто есть кто», стали причислять к кулакам значительную часть середняков. Даже кратковременное использование наемного труда в большинстве случаев считалось признаком кулачества. В результате хозяйства крестьян, «к которым отношение должно быть хорошее, искреннее, как к честным пахарям и передовым крестьянам, у которых многому можно научиться в области восстановления, улучшения и укрепления сельского хозяйства», объявлялись кулацкими. [11, c.84]

В октябре 1924 г. на Пленуме ЦК с докладом «Очередные задачи работы в деревне» выступил В.М.Молотов. Он признал, что вопрос о кулачестве «со стороны партии далеко еще не встречает единодушной оценки…  Под рубрику кулачества иной раз зачисляем такой крупный процент сельского населения, который в своем большинстве не является не только враждебным, но который ни в коем случае не должен делаться враждебным Советской власти». [11, c.91]

Выступавший на Пленуме нарком земледелия А. П. Смирнов говорил об отсутствии ясности в понимании, что скрывается за популярным выражением «кулачество».

Н. К. Крупская на том же Пленуме предложила передать право определения кулака в деревне местным органам, так как «на местах прекрасно знают, кто кулак, кто середняк». [11, c.92]

На практике результаты такого перехода к определению кулака на местах зачастую  приводили к печальным последствиям. На примере Западной области мы можем убедиться что, вся ответственность за причисление к кулакам и обложению их индивидуально ложилась целиком и полностью на плечи местных начальников.

Вот характеристика одной из деревень Брянского округа: «Всего в 369 хозяйствах – 220 лошадей, коров 360. безлошадных 130хозяйств, безкоровных 25 хозяйств…

По социально-экономическим группам Голышено выглядело так: бедноты – 100 хозяйств (29%), середняков – 257 хозяйств(68%), кулацких хозяйств 12 или 3%… хотя сельсовет и партячейка кроме 2-х хозяйств мельников-кулаков в деревне не находит…

При характеристике голышенских кулаков в партийных документах особенно подчеркивались религиозные факторы и мотивы.

Игнатов П. Ф., племянник попа, имеет ветряную мельницу. Организатор местных мельников (тайные собрания). Покупал хлеб у бедняков осенью под 2 рубля и отправлял в другие районы. Уговорил стариков Маргуновых кормить их до смерти, сломал их избу, а здесь выстроил себе дом, а бедняки живут в сарае 2-й год, причем старик работает на мельнице,  а старуха в хозяйстве этого кулака. Кулак Игнатов хочет прибрать к рукам их землю. Поп был у него на квартире. Беднячка Бобылева 6 месяц носила кулаку воду, полгода ходила за его коровой и смотрела за ней» как детей», две недели держала ее в своей избе (до отела). Белье стирала и пряла на кулака.

«Зуборев П. М. – председатель церковного совета. Дал бедняку Барсукову Федору взаймы 5 пудов хлеба на таких условиях: хлеб Барсуков должен вернуть, а за одолжение взял в лето земельку бедняка. Самогоном торговал, и сейчас торгует. Активно выступает против всех мероприятий. Организатор сбора средств на ремонт церкви, голоса не лишен». [6, c.91]

Таким образом, в конце 1920-х гг. у государства не было «ясных, четких критериев при определении социальных слоев», а сформулированные в законодательстве признаки кулацких хозяйств оцениваются как «неопределенные и расширительные». К кулакам можно было отнести «чуть ли не каждый третий крестьянский двор», «любого крестьянина, если дом у него был получше, чем у соседа, корова поупитаннее, лошадь посильнее». С 1928 г. «всякие социально-экономические критерии отнесения к кулачеству были отброшены»; «возобладал сугубо политический взгляд на «кулака» как классового врага, который подлежит ликвидации». [3, c.88]

1 февраля 1930 г. ЦИК и СНК СССР принял постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством», сделавшее политику ликвидации кулачества как класса государственным законом. Оно отменяло «в районах сплошной коллективизации действие закона о разрешении аренды земли и о применении наёмного труда в единоличных крестьянских хозяйствах». [4, c.329] Постановление предоставляло исполнительным комитетам краёв и областей и правительствам автономных республик «право применять в этих районах все необходимые меры борьбы с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краёв (областей)». У кулацких хозяйств конфисковывали средства производства, хозяйственные постройки, скот.

Принятая модель раскулачивания решала сразу несколько проблем – удаление из деревни противников коллективизации, передача конфискованного у них имущества колхозам, а также освоение необжитых районов с помощью даровой рабочей силы.

Чувство классовой ненависти и зависти подогревалось экономической заинтересованностью батрацко-бедняцких слоев в экспроприации  имущества богатых соседей. Это выражалось в стремлении расширить на местах круг хозяйств, определяемых как кулацкие. Он был расширен за счёт таких размытых категорий, как «культурный хозяин», «подкулачник», «зажиточный». Раскулачиванию подвергались не только зажиточные крестьянские хозяйства, но также хозяйства середняков и даже бедняков, при этом фактор религиозности учитывался в качестве одного из основных.

Нередки были постановления сельсоветов следующего содержания: «Деев – кустарь, к Советской власти относится хорошо, в антисоветских выступлениях не замечен, религиозен – раскулачить и выслать из пределов Уральской области». [9, c.122] Весной 1930 г. М. И. Калинин говорил, что «органам власти в 95 случаях из ста приходится в области раскулачивания играть сдерживающую роль» [5, c.216] при вынесении приговоров верующим.

По утверждению авторов «Истории крестьянства Западного региона России 1917-1941»: во время раскулачивания допускались многочисленные нарушения. Нередко подвергались раскулачиванию не только зажиточные крестьяне, но и середняки.

Были случаи, когда раскулачивали пастухов за то, что у них кулаком был дед, или за воспитание племянника-сироты. [8, c.206] Ссылали или арестовывали крестьян, имевших два самовара, а также тех, кто «убил свинью с тем, чтобы её съесть и тем самым не дать ей стать социалистической собственностью». [7, c.158] Крестьяне говорили, что «раньше судили и сажали в тюрьмы за убийства и кражи, а теперь за то, что сеешь хлеб и кормишь век сидячую саранчу на мужицкой шее». [10, c.104] Так же, например, в апреле 1930 года облисполком была получена жалоба гражданки деревни Сабурово Сурьяновского сельсовета Карачевского района Брянского округа: «… семья наша состоит из шести человек Марка Антоновича Сабурова с женой Натальей Федоровной и брата Василия Антоновича Сабурова с женой Марией Викторовной и дочерью Прасковьей Васильевной Сабуровых. Лишили избирательных прав в начале сего тридцатого года и раскулачили, отобрали все и выселили за то, что Марк Сабуров был избран религиозным культом церковным старастой притом-же Марка Сабурова посадили в арестный дом, а Василия Сабурова выслали на принудительные работы, а остальные оставлены без всяких средств, а посему поскорнейше прошу Вас разсмотреть и не оставить нашей просьбы о восстановлении нас в правах и о возвращении отобранного. Наталья Сабурова.II/IV-30 г. ». [6, c.117]

3 февраля в семействе Сабуровых была произведена опись имущества. Всего было учтено 99 объектов на общую сумму 2676 рублей 65 копеек. Раскулачивание произошло сразу же. Часть изъятого имущества, как зафиксировано в акте описи, была возвращена. Стоимость возвращенных предметов в опись не вносилась. Характер они носили бытовой, и не представляли прикладной ценности для колхоза.

Изъятое же имущество имело хозяйственное предназначение, и в присутствии члена сельсовета, понятых, члена рабочей бригады, председателя оргбюро и хозяев было передано оргбюро Сурьяновского производственного участка Сурьяновского колхоза. [6, c.202]

Из вышеприведенных примеров видно, что одним из основных факторов при принятии решения о раскулачивании являлась религиозность: в большинстве случаев верующие люди, крестьяне, выражавшие свое уважение  к вере, заступавшиеся за церковное имущество, становились первыми жертвами раскулачивания и выселения с применением формулировки в личном деле «религиозен».

Одновременно после выхода постановления ЦК ВКП(б) от 30 января в отношении кулачества усилилась антирелигиозная политика . Собственно в постановлении подчеркивалось, что «религиозным организациям следует помешать стать  опорными пунктами кулачества, лишенчества и вообще антисовет­ских элементов». Предлагалось в срочном порядке «поручить Оргбюро ЦК дать директиву по вопросу о закрытии церквей, молитвенных домов сектантов и проч. и о борьбе с религиозным и сектант­ским движением, в целях устранения тормозов в соваппарате, мешающих про­ведению в жизнь принятых подавляющей массой крестьянства решений о за­крытии церквей, молитвенных домов сектантов и т. п.».  [12, c.130] Тем более, что основания для подобных мероприятий  были закреплены  в протоколе №2 на заседании коллегии ОГПУ 30-31 января 1930 г. Была отредактирована первая категория кулаков, куда попал «антисоветский актив церковников и сектантов».

В закрытом письме Брянского окружкома ВКП(б) от 9 апреля 1930 года всем райкомам и ячейкам указывалось, что «кулак действует не прямо, а через своих агентов подкулачников и церковников», которые всячески дезорганизуют колхозное строительство. Да еще вовлекают женскую массу, как главное орудие в своей борьбе, «используя ее неорганизованность, неграмотность, религиозные предрассудки». [1, л.51]

Закрытие церквей, глумление над чувствами верующих, репрессии в отношении их и служителей церкви подводились под политику коллективизации и раскулачивания. Так, в селе Бояновичи священник Полидоров А.Н. был осужден за подготовку и организацию контрреволюционной деятельности в ноябре 1930 года. Примером глумления над верующими можно считать случай в том же селе в феврале того же года. Избач, он же секретарь ячейки вместе с армейцами поджег солому у церкви, затем зазвонили в церковный колокол «набат». После активист вскочил на трибуну и начал митинг со словами «пошлем пламенный огонь нашим врагам», затем достал револьвер и выстрелил в воздух. Из ближайших деревень прибежали крестьяне, опасаясь, что будут снимать колокола. [1, л.98]

Часто виновниками неудач в ходе коллективизации объявлялись все, кто сочуственно относился к Русской православной церкви. Раскулачивали церковных старост, псаломшиков, которые объявлялись если не кулаками, то попадали в подкулачники, что также являлось основанием для  применения соответствующих санкций к ним. В отношении  священнослужителей Хвастовичского района, за исключением одного, в селе Берестне, не было составлено ни одного протокола о раскулачивавнии в феврале-марте 1930 г., однако странными являются заявления священников с просьбой о возврате изътого имущества или части вещей при раскулачивании. Так, например, в протоколе №2 от 5 апреля 1930 г. встречаются два заявления от священников Подбужского и Красненского сельсоветов о возврате изъятых вещей и имущества при раскулачивании.  [1, л.98]

В секретном письме от 9 апреля 1930 г. Брянского окружного комитета секретарю Хвастовичского райкома сообщалось: «…в селах районов наблюдается движение за открытие закрытых церквей», связывали это с предстоящими пасхальными праздниками. Рекомендовалось не препятствовать открытию церквей, в обратном случае  считалось, что запреты «будут использованы поповскими и кулацкими элементами для разжигания фанатизма и для срыва колхозного движения и дезорганизации сева». Запрещались такие формы и методы антирелигиозной агитации как карнавалы, сжигание на улицах икон и т.д. Одновременно предлагалось приступить к оформлению в советском порядке решений о закрытии церквей.  [1, л.107]

Беспокойство властей вызывали постоянные выступления, преимущественно женские, выражавшиеся как в пассивных, так и в острых формах сопротивления. Причинами массовых недовольств  были  насилие и принуждение, администрирование и репрессии в ходе коллективизации и раскулачивания, а также усиление антирелигиозной политики, связанной с закрытием церквей, причислением к «кулакам» верующих и священнослужителей.

 

Источники и литература

1. ГАДНИКО. Ф. 41. Оп. 1. Ед. хр. 8.
2. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М.: Наука, 1977.
3. Доброноженко Г. Ф. Методология анализа социальной группы «кулаки» в отечественной историографии.// Российская история, 2009, №5.
4. Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации, 1927-1932 гг. Под ред. В. П.Данилова, Н. А.Ивницкого. М.: Политиздат, 1989.
5. История советского крестьянства. В пяти томах. Т.2. М.: Наука, 1986.
6. Коллективизация сельского хозяйства в Западном районе РСФСР. М., 1968.
7. Куртуа С., Верт Н., Панне Ж-Л. Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. М.: Три века истории, 1999.
8. Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. М.: Прогресс, 1990.
9. Рогалина Н. Г. Реформаторство XX века и крестьянский менталитет.// Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.). М.: РОССПЭН, 1996.
10. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы. В 4-х т. Т.3. Кн.1. Под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 2003.
11. Солопов А. Кого считали кулаком в 1924-1925 годах?// Трудные вопросы истории: Поиски. Размышления. Новый взгляд на события и факты. Под ред. В.В.Журавлева. М.: Политиздат, 1991.
12. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы. В 5-ти т. Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. – М.: РОССПЭН, 2000-2003. Т.2.

 

Статья опубликована в Богословско-историческом сборнике Калужской духовной семинарии №7