Статья протоиерея Димитрия Моисеева, кандидата богословия, преподавателя Калужской духовной семинарии посвящена анализу миссионерской деятельности калужского церковного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова среди старообрядцев. Одной из форм такой деятельности являлось школьное образование. На основании сохранившихся в архиве Братства отчетов видно, что влияние образования на мировоззрение школьников было весьма значительным, а талантливые миссионеры, работая со школьниками, добивались серьезных успехов.

 В 1879 году в Калуге было открыто церковное Братство Святого Апостола Иоанна Богослова с отделениями в различных уездах губернии. Деятельность этого Братства основывалась на утвержденных в 1864 году императором Александром II «Основных правилах для учреждения православных церковных братств». Согласно этим правилам, православными церковными братствами «должны были именоваться общества, составляющиеся из православных лиц разного звания и состояния, для служения нуждам и пользам Православной Церкви, для противодействия посягательствам на ее права со стороны иноверцев и раскольников, для дел христианской благотворительности, для распространения и утверждения духовного просвещения»[1]. Учрежденное при семинарском храме в честь Святого Апостола Иоанна Богослова с «целью духовно-просветительной и благотворительной»[2], Братство стало активно вести миссионерскую работу среди населения Калужской губернии. В качестве одной из основных своих задач члены Братства поставили «возвращение на путь истинной православной Церкви заблудших и уклонившихся от нее наших ближних, главным образом, так называемых старообрядцев»[3].

Старообрядцы представляли для епархиального начальства того времени серьезную проблему. Так, в 1879 году Калужские Епархиальные Ведомости писали: «В пределах Калужской губернии, обильной лесами, издавна селились, крепли в силах и множились в числе своем мнимые старообрядцы. Здесь и теперь, по официальным источникам, насчитывают десятки тысяч раскольников разных толков и согласий. Очень много таковых в Боровске и Сухиничах… немало их и в Калуге»[4]. Согласно переписи населения 1897 года в Калужской губернии проживало 1 185 726 человек, из них старообрядцев насчитывалось 42 598 человек, что составляло 3,76 % от всего населения[5]. Однако, по всей видимости, число старообрядцев является заниженным, так как, по свидетельству переписчиков, часть старообрядцев скрывалась от них, опасаясь преследований со стороны государства[6].

Одной из форм миссионерской деятельности, которой занималось Братство, было школьное образование. В первый же год существования Братства его Совет «нашел возможным открыть на средства братства школу для беднейших мальчиков г. Калуги всякого сословия»[7]. Правящий архиерей выделил для школы помещение, а Совет Братства «ассигновал на все: на приспособление помещения для школы, мебель, отопление, освещение, жалование учителю и служителю, классные пособия и проч. 422 р. 50 к. в год»[8]. Учитывая, что все расходы Братства за первый год его существования составили 1025 р. 49 к.[9], открытие школы было существенным проектом. За первые десять лет ее существования количество учащихся выросло с 20 до 50.  В дальнейшем Братство продолжало финансировать эту школу и после ее передачи в разряд церковно-приходских.[10] Помимо выделения школе средств из своего фонда, Братство Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова помогало ей и другими путями. Сначала попечителем школы стал князь Николай Петрович Трубецкой, бывший при этом сначала товарищем, а потом и председателем Совета Братства. Его трудами устраивались благотворительные концерты и вечера в пользу школы, он также добился выделения средств на школу в Калужской Городской Думе. После того, как князь Н.П. Трубецкой был переведен в 1896 году на службу в Москву, попечителем школы стал калужский губернский предводитель дворянства действительный статский советник Н.С. Яновский, являвшийся одновременно и членом Совета Братства.

Помимо Калужской школы, Иоанно-Богословское Братство принимало активное участие в строительстве и содержании церковно-приходской школы в деревне Камельгино, которая по большей части была заселена старообрядцами. Так, например, в журнале заседания Совета Братства от 31 марта 1897 года рассматривалось прошение Калужского Уездного Отделения Епархиального Училищного Совета о вспомоществовании ему на постройку новой школы в деревне Камельгино, мотивированное тем, что школа в практически старообрядческой деревне имеет важное миссионерское значение. Вот этот документ: «В настоящее время Калужское Отделение Епархиального Училищного Совета занято мыслью об устройстве собственного здания для церковно-приходской школы в деревне Камельгино Калужского уезда, где почти сплошное раскольническое население. Камельгинским обществом крестьян отведены – место под школьное здание и участок земли в размере десятины для школьных нужд; выработана уже и смета расходов по устройству предположенного здания для школы, определившая предстоящий расход в 1261 руб., но сокращенная Отделением до 1050 руб. Смета была представлена на рассмотрение Епархиального Училищного Совета и им утверждена. При чем Совет в заседании своем от 16 декабря 1896 года постановил: «признавая необходимость устройства здания для школы в дер. Камельгино, зараженной расколом, отпустить из казенных средств Совета 675 руб., но предварительно предложить Отделению представить сведение о том, сколько на эту смету жертвуется Братством Святого Апостола Иоанна Богослова. Камельгинское сельское общество жертвует 100 руб. на устройство школьного здания; к пожертвованию 75 руб. на тот же предмет Отделение надеется расположить благотворителей, известных ему сочувствием к нуждам церковных школ, и после этого для выполнения сметы не будет доставать 200 руб., каковую сумму Отделение Совета покорнейше просит Совет Братства Святого Иоанна Богослова отпустить из сумм, находящихся в его распоряжении.

К сему Отделение считает нужным присовокупить, что Попечитель Камельгинской школы – член Отделения, Калужский Исправник Н.Э. Мантейфель, состоящий и членом Братства Святого Апостола Иоанна Богослова , заявил Отделению, что в 1896 году в Совете Братства возбуждался вопрос о субсидии Отделению в означенном размере на устройство Камельгинской школы, и члены Совета расположены были решить этот вопрос в утвердительном смысле. Отделение позволяет себе надеяться, что Совет Братства и в настоящее время останется при том же убеждении в виду того, что Камельгинская школа имеет миссионерское противораскольническое значение»[11].

Решение Совета звучит так: «В течение уже нескольких лет Братство платило учителю Камельгинской школы жалование в размере 180 руб. в год. Теперь Председатель Епархиального Училищного Совета, он же и член Братства, о. Ректор Семинарии нашел возможность учителю Камельгинской школы выдавать жалование из сумм Училищного Совета, о чем он и уведомил Совет Братства здесь же на собрании лично. Поэтому постановили: уведомление о. Ректора принять к сведению; на построение школы в д. Камельгине выдать 155 руб., не отказывать в помощи на будущее время»[12].

И действительно, в дальнейшем Братство продолжало оказывать помощь Камельгинской школе из собственных средств. Так, на заседании Совета Братства, состоявшемся 11 июня 1897 года, была удовлетворена просьба члена Братства, попечителя Камельгинской школы Н.Э. Мантейфеля о пожертвовании на окончание строительства школы. В виду важного миссионерского значения этой школы было решено отпустить на окончание построек 50 рублей из средств Братства[13]. Также на этом заседании было принято решение просить священников, чтобы они при донесениях о присоединившихся мальчиках указывали, учатся ли или учились ли они в школе, и в какой школе[14].

По мере сил помогали школам и в отделениях Братства. Так, например, Ореховенское отделение Братства оказывало помощь женской школе грамотности в селе Ореховня, поскольку, в силу большого количества старообрядцев в данном селе, православный приход не имел достаточно средств для финансирования этой школы, а Медынское Отделение Епархиального Училищного Совета также не оказывало школе никакого пособия[15]. Этот вопрос поднимался и на Совете Братства 22 сентября 1897 г., который постановил «в  виду желательности наилучшей постановки школы в приходе, зараженном расколом, рекомендовать священнику села Ореховни обратиться за пособием в Медынское отделение Совета или в самый Епархиальный Училищный совет»[16].

Весьма интересным представляется письмо, отправленное в Совет Иоанно-Богословского Братства школьным учителем села Фролово Иваном Бобровым, в котором он описывает свою работу на поприще образования как миссионерскую.

В 1882 году, после окончания учебы в Карачевской Учительской Семинарии, Иван Бобров в возрасте 19 лет становится учителем во Фроловском двухклассном училище, незадолго до этого (в 1879 году) открытом в селе, большую часть населения которого составляли старообрядцы. Вот как характеризует это училище сам Бобров: «Неуклюжее извне и весьма неудобное внутри училищное здание, построенное в унылой местности с раскольническим населением, враждебным ко всему, что носит на себе печать грамотности, весьма негостеприимно встречало поступающих в него учителей, которые с первого дня же своей жизни в нем думали лишь о том, как бы поскорее избавиться от этого добровольного заключения»[17]. По его словам, за три первых года существования училища в нем сменилось семь учителей. Однако сам он решил остаться и посвятить свои силы и даже средства педагогической деятельности. К моменту написания письма его учительский стаж в данном училище составлял четырнадцать лет. Как утверждает сам Иван Бобров, единственным утешением для него за эти годы было осознание пользы от собственного учительского труда, а также сочувственное отношение к нему его непосредственного начальника П. И. Никольского. Первоначальное отношение к учителю и училищу у местного населения было чрезвычайно враждебным, и Боброву пришлось приложить немало педагогического такта, упорного терпения и значительных усилий, чтобы перевоспитать нерасположенных к нему людей, которые впоследствии стали смотреть на школу и учителя, как на самых дорогих своих друзей. «Относясь, – пишет Иван Бобров в своем письме, – с горячею любовию к воспитанию и обучению их детей и к процветанию самого училищного здания, которое теперь высматривает вполне благоустроенным учебным заведением, я одержал полнейшую победу над окружающим невежеством: грубая масса, страшная вначале, теперь совершенно приклонилась пред личностью учителя и сделалась совершенно неузнаваема. Все полюбили грамоту и все с такою охотою стараются поместить своих детей в школу, что здание заведываемого мною училища уже не в состоянии вместить всех желающих»[18]. По его словам, если в первый год его учительства количество учащихся едва достигало сорока человек, то спустя четырнадцать лет их число превышает сто двадцать пять, из которых около восьмидесяти – дети старообрядцев, причем среди последних есть дети и внуки старообрядческого священника и руководителей старообрядческой общины. «В прошлом году окончил полный курс внук местного раскольничьего попа, а в нынешнем году кончает другой его внук, а дети его, как вышедшие из школьного возраста, обучались грамоте у меня частно»[19], – пишет Бобров. Свидетельством изменения отношения к образованию со стороны старообрядцев Иван Бобров считает, в том числе, и то, что полный курс обучения, составляющий пять лет, притом довольно тяжелый, оканчивают не один – три человека, как в момент поступления его на учительскую должность, а десять – двенадцать. Основное внимание в своей воспитательской деятельности Иван Бобров уделяет совместной молитве детей старообрядцев и православных. «Все учащиеся, – пишет он, –  со дня своего поступления в училище составляют из себя одну тесную семью без всяких признаков религиозного различия: дети раскольников молятся Богу, читают и поют молитвы наряду с детьми православных; в дни школьных праздников присутствуют на молебнах, подходят под крест и получают окропление святой водой. В Царские дни неопустительно посещают храм. Хорошо зная из опыта, какое важное значение имеет церковное пение в деле религиозно-нравственного развития, я сформировал из учеников церковный хор, с которым пою безвозмездно вот уже 14 лет в местном храме не только в учебное время, но и в каникулярное, привлекая целый храм молящихся. Из числа певцов половина дети раскольников, которые (дети) в посещении храма могут служить образцом усердия и аккуратности. На это единство и сближение с храмом и православием я обращаю особенное свое внимание (курсив мой – прот. Д.М.). И по выходе их из училища я не прерываю с ними нравственной связи: они весьма часто приходят в училище, идут со мною в церковь, где по привычке поют и читают. Установив, таким образом, по отношению к своим питомцам самые тесные нравственные и задушевные отношения, я действую на них не сухими сентенциями и трактатами о вере, а живым делом и самой своей жизнью»[20].

В конце своего письма Иван Бобров перечисляет тех, кого он своими трудами и заботами привел из раскола в православие. Это «Петр Алексеев – сын крестьянина села Фролова и внук строителя и попечителя местной раскольничьей часовни, обратившийся в 1885 году 24 апреля,

Малолетнов Гавриил и Малолетнов Иван – дети крестьян деревни Пятовской (родина местного раскольничьего попа), жители которой ярые раскольники, –  первый обратился в 1890 г. 6-го апреля, а второй 20 апреля 1896 года,

Лыков Григорий из грубого раскольничьего семейства села Фролова, обратившийся в 1892 году на страстной неделе, причем говел, исповедовался, причащался и пел во время Пасхи в моем хоре,

Гусева Варвара из фанатичной, весьма влиятельной и богатой семьи села Фролова – внучка попечителя местной раскольничьей часовни, обратившись в 1894 году 24 января (состоит в настоящее время учительницей в Камельгинской[21] церковноприходской школе),

Лонгин Рвачев – тоже из весьма закоренелого раскольничьего семейства села Фролова, готовится мною в качестве казенного стипендиата в учительскую семинарию, обратив 6 января 1894 года.

Остальные из окончивших курс, хотя еще и не обратились в православие в силу семейных обстоятельств, но уже ненадежные сыны часовни и неусердные почитатели их лжепопа, пред которым так преклоняются их родители. При разговоре с ними они первые с насмешкой относятся к часовне, к попу и верованию своих родителей»[22].

Главный вывод из всего сказанного Иван Бобров формулирует так: «Таким образом, учитель, беззаветно преданный своему делу, путем школы является самым сильным и  плодотворным миссионером, разрушающим раскол в самом его основании»[23].

Статистика, свидетельствующая о количестве обращенных в православие раскольников в том или ином приходе, показывает, что показатели Ивана Боброва – далеко не самые низкие среди прочих миссионеров Братства.

Это письмо было заслушано на заседании Совета Иоанно-Богословского Братства, которое состоялось 12 декабря 1896 года. Совет принял решение: «Ценя труды учителя Боброва в пользу миссии, – труды, выразившиеся в обращении 6-ти из его учеников-раскольников в Православие, ходатайствовать пред Преосвященнейшим Макарием, епископом Калужским, о поощрении учителя Боброва в трудах его Архипастырским благословением»[24].

Но такие успехи в деле школьного просвещения и миссии среди старообрядцев сопутствовали далеко не везде и не всем. Епархиальный миссионер священник Иоанн Жаров в своем рапорте на имя Преосвященнейшего Макария, епископа Калужского и Боровского от 5 ноября 1898 года описывает печальную ситуацию, сложившуюся в деле школьного образования в старообрядческой деревне Волой Жиздринского уезда. Эта деревня насчитывала более трехсот домов, и все жители ее, за исключением двух пришлых семейств, старообрядцы.

Как пишет отец Иоанн Жаров, два года назад, т.е. в 1896 году, по настоянию местной гражданской администрации жители деревни выстроили земскую школу. Однако до 1898-99 учебного года  учебный процесс в ней не начинался. Причиной этого отчасти было то, что школа еще не была приведена в надлежащий вид, а отчасти и то, что «Инспекция Народных Училищ не находила подходящего к месту (заселенному положительно расколом) и обстоятельствам (чтобы учитель был и законоучителем, и в то же время миссионером) учителя»[25]. Спустя два года по рекомендации священника Иоанна и при содействии инспектора Народных Училищ занять место учителя в деревне Волой было предложено окончившему курс семинарии Андрею Жарову, который изъявил на это согласие и к началу учебного года явился к месту назначения. Был объявлен набор учеников и назначена дата молебна перед учением, но в школу пришло только три человека, один из которых – православный. При этом не было совершено ни молебна на начало учебного года, ни положенного освящения школы. «Явление почти неправдоподобное! – пишет отец Иоанн, –  Но, к несчастию, совершенная действительность! Причина всему этому та, что стоящие во главе местных раскольников их лжепоп Карп и крестьянин Семен Емельянов Жариков (он же и председатель Фоминического Волостного Суда) – люди совершенно антипросветительных взглядов, которые силою своего авторитета всеми способами содействуют тому, чтобы крестьяне детей своих в школу не отдавали. Так не раз, передавали, случалось, что кто-либо из крестьян и хотел бы отдать своего сына в школу, но пойдет просить благословения у своего «о. Карпа» и совета у Жарикова и, возвратясь от них, начнет раскаиваться в своем желании; потому что лжепоп с угрозой запрещает посылать детей в школу, говоря: «что школа хорошему не научит, а научит тому только, чтобы не почитать отца с матерью и отца своего духовного, да табак курить и посты не соблюдать»… А при разговоре со своим уставщиком Максимом Антоновым этот лжеиерей добавил еще к своему мнению о школах и то, что «если ребята будут учиться в школе, то тогда они узнают то, чего им и знать не следует, и уже пастырю с ними тогда не справиться»; иначе сказать, – опасения лжепопа Карпа состоят, главным образом, в том, что ребята, когда окончат курс в школе, то познают неправду раскола, увидят свое заблуждение и незаконность действий своего попа. А Жариков на предложение г. Инспектора пригласить для освящения училища и служения молебна пред началом ученья Фоминичевский причт авторитетно ответил, что фоминичевский причт они и в школу не пустят; а так как школа наша, продолжал Жариков, и ребята будут учиться наши, то и освящать школу и служить молебен должен наш о. Карп, да и учитель ваш, добавил он, нам не нужен, мы своего найдем. И, действительно, как передавали, был уже какой-то грамотей-раскольник намечен воловцами в учителя этой школы; а учителя, назначенного начальством, они думали (да и до сих пор, кажется, думают!) выпроводить. Да и горько же живется бедному воловскому учителю! Не только привести школьное здание в должный порядок воловцы не желают, а не дают даже и самых необходимых принадлежностей, – как, например, не дали даже иконы в школу. Если учитель идет по деревне, то ребята прячутся, а взрослые и крикнуть что-либо непозволительное, – как, например, – «это идет не учитель, а мучитель!» – и  ждут – не дождутся воловцы, когда ж учитель-никонианец покинет их школу, так что если замечают, что он куда-либо уезжает, то вслух спрашивают друг друга, ехидно посмеиваясь, «что, а учитель-то научил?!»[26]

Таким образом, видно, что старообрядцы опасались не просто образования, а именно воздействия на детей со стороны представителей православной Церкви. И священник Иоанн Жаров, проводивший в старообрядческих районах губернии миссионерские беседы со старообрядцами на различные темы, выбрал в качестве темы для беседы с жителями деревни Волой как раз «рассуждение о необходимости школьного образования не только для детей православных родителей, но и для детей раскольников»[27].

Благотворное влияние школьного образования, сопровождавшегося миссионерской деятельностью, сказывалось не только на старообрядцах, но и на православных. Особенно важно это было для православных, живших вместе со старообрядцами. Хорошее образование позволяло им успешно противостоять агитации старообрядцев, которые тоже стремились привлечь к себе людей, отвратив их от Церкви. Там, где крестьяне не имели никакого образования, деятельность старообрядческих миссионеров была очень успешной. В тех же местах, где жители были более образованными, отпадения в раскол практически не наблюдались.

Таким образом, заботу о качественном школьном образовании, которую постоянно проявляло миссионерское братство, можно признать одной из важных, крайне необходимых форм миссионерской работы, и результаты, которые принесла эта деятельность, вполне оправдали те усилия, которые были на нее затрачены.

 

Ссылки:

[1] Штепа А.В.. Из истории деятельности духовного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. В сб. Калуга в 6 веках. Материалы 4-й городской краеведческой конференции. Калуга, 2003. С. 63.

[2] Устав Калужского церковного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. Калуга, Типография Губернского Правления, б/г, стр. 3.

[3] Там же.

[4] Штепа А.В.. Из истории деятельности духовного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. с. 63.

[5] Штепа А.В.. Из истории деятельности духовного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. с. 63.

[6] Штепа А.В.. Из истории деятельности духовного Братства Святого Апостола Иоанна Богослова. с. 63.

[7] Краткий отчет о состоянии братства св. апостола Иоанна Богослова в Калуге. Калуга, 1891. С.15.

[8]  Там же.

[9] Там же, с. 17.

[10] Там же, с. 34.

[11] ГАКО, Фонд 81  ед. № 115 Опись 1 лист 28

[12] ГАКО, Фонд 81  ед. № 115 Опись 1 лист 26

[13] ГАКО, Фонд 81  ед. № 115 Опись 1 лист 33

[14] Там же.

[15] ГАКО, Фонд 81  ед. № 115 Опись 1 лист 50.

[16] ГАКО, Фонд 81  ед. № 115 Опись 1 лист 46.

[17] ГАКО, Фонд 81  ед. № 113 Опись 1 лист 12 – 14

[18] Там же.

[19] Там же.

[20]  Там же.

[21] Деревня Камельгино в XIX веке была также населена преимущественно старообрядцами.

[22] ГАКО, Фонд 81  ед. № 113 Опись 1 лист 12 – 14

[23] Там же.

[24] ГАКО, Фонд 81  ед. № 113 Опись 1 лист 2

[25] ГАКО, Фонд 81  ед. № 137 Опись 1 лист 11

[26] ГАКО, Фонд 81  ед. № 137 Опись 1 лист 11

[27] Там же.

Статья опубликована в Богословско-историческом сборнике Калужской духовной семинарии №6