Принципиальной возможности защищаться по теологии в России еще нет

Президиум Высшей аттестационной комиссии при Минобрнауки России одобрил паспорт новой научной специальности «теология». «Правмир» попросил рассказать, кто и как будет учить на эту специальность, кем будут работать теологи и смогут ли они защищать диссертации профессора кафедры истории Русской Православной Церкви ПСТГУ, проректора ПСТГУ по международной работе протоиерея Георгия Ореханова.

– Теология в России официально признана научной специальностью. Какое это имеет значение для Церкви и страны?

– То, что теология в России официально стала научной специальностью – очень важное событие для Церкви. Это шаг вперед в развитии науки, как это мыслит Церковь.

Но сразу хочу оговориться. Есть одна большая проблема. Церковь не может разделить позицию ВАКа в вопросе о защите кандидатских и докторских диссертаций, которая фактически невозможна в том виде, который разработан ВАКом.

Председатель ВАК Владимир Филиппов в своем интервью тоже сказал, что нельзя защищать диссертаций по теологии, а можно только по истории или философии. Его аргумент в том, что у нас недостаточно докторов и кандидатов по теологии. Как же им в таком варианте появиться? Сейчас схема такая, что можно учиться по теологии в аспирантуре, но нельзя защищать по ней кандидатскую диссертацию. Это абсурд!

Мы не предлагаем в каждом российском университете сразу создать диссертационный совет по теологии. Естественно, это невозможно, да и не нужно. Мы прекрасно это понимаем. Но несколько советов создать возможно, например, при государственных вузах, где есть теологические факультеты, при ОЦАД, МДАиС, СПБДАиС, при ПСТГУ, наконец. Эти советы должны очень серьезно рассматривать представленные диссертации и отвечать за качество процесса аттестации научных кадров.

Но все это – технология научной защиты, а я говорю о принципиальной возможности защищаться по теологии. Повторюсь, сегодня ее нет. Раз ее нет, то вся эта схема изначально ущербна.

– В советское время теологии не было, в 1990-е годы появилась возможность защищать дипломы по теологии, сейчас появилась возможность защищать диссертации но как бы «наполовину». От кого зависит то, чтобы достичь цели на этом пути?

– Это уже вопрос не по профилю. Я не знаю, от кого это зависит.

 

В чем польза теологии для России

– Что хорошего может принести теология не только Церкви, но и стране?

– Почему это важно для страны? Признание теологии наукой дает возможность смотреть другими глазами на стандартные вещи в гуманитарной или естественнонаучной областях! Сегодня в науке господствует позитивистская парадигма. Суть ее в том, что научной истиной она признает только знания, полученные на основе опыта и эксперимента, причем эти результаты всегда интерпретируются только в позитивистском ключе. Яркая иллюстрация этого принципа – сугубо материалистическая интерпретация вопроса о происхождении Вселенной, жизни на земле и человека. Никакой, даже самой скромной тени креационизма здесь нет места.

Такому безапелляционному подходу должна быть представлена альтернатива. Молодые люди должны понимать, что на те же самые вещи есть и другой взгляд, и они должны иметь возможность с этим взглядом ознакомиться, причем они имеют полное право его не принимать. Эта иная парадигма мышления, ее дискурс инициируется в том числе и теологами. Это не наша выдумка – так происходит во всем мире.

Присутствие теологии в образовательном пространстве России вообще, и теологических кафедр в государственных университетах в частности, дает возможность для студенчества ознакомиться с этой иной парадигмой мышления. А студенчество в России – это миллионы людей.

Что здесь особенно важно? Теология признает «духовное», «религиозное», духовный опыт человека полноценным объектом изучения, причем именно с научных позиций. Далее, религиозная позиция человека заставляет его признавать существование так называемой трансценденции, причем особого рода. Философский и естественнонаучный позитивизм же фактически это отрицает, утверждая, что научным объектом может быть только этот видимый чувственный мир, то есть стоит на позициях тотального отрицания любой трансценденции.

При этом речь не идет о том, что теология начнет отрицать данные экспериментов, или негативно относиться к методам точных наук. Вопрос здесь связан с тем, что одни и те же результаты, получаемые представителями точных наук, могут быть по-разному проинтерпретированы.

Человек, работающий исключительно в позитивистской перспективе, интерпретирует их определенным образом. Человек, отходящий от нее, получает некий люфт, позволяющий взглянуть на вещи шире. Яркий образец такого мышления нам продемонстрировалнедавно приезжавший в Москву известный специалист по астрофизике Марко Берсанелли.

Мы бы хотели, чтобы профессиональные богословы стали полноценными участниками всех научных дискуссий, как всегда было на Западе и в средние века, и в последние годы. На Западе профессиональные теологи являются полноценными участниками абсолютно любой гуманитарной дискуссии, идет ли речь о экспериментах по психологии или медицине, другим гуманитарным наукам, не говоря уже про филологию или историю. Я недавно видел немецкие статьи, где профессиональные психологи говорят, что в области психологии человека есть вещи, которые мы не можем обсуждать без богословов.

– Вы можете определить точку зрения, с которой выступает теология, как наука?

– Я уже сказал об этом: есть некая область знания, связанная с религией, с мировоззрением определенного типа. То есть существует нечто, что мы называем «религиозным», «духовным» или «священным». Это «религиозное» может реализовываться в трех формах. Первое: это убеждения человека, то, что является фундаментом его жизни, то, что можно назвать условно личной «догматикой».

Второе: это принципы, которые он реализует в практической жизни, методы преодоления жизненных трудностей, построения жизненной траектории, можно сказать, «жизненный функционал» человека. Третье: язык человека, его религиозная семантика, его религиозный дискурс. Получается трехмерное, трехсоставное пространство – убеждения или догматы, жизненные принципы, и то, что он говорит о своей вере.

Для конкретного человека это пространство может быть совершенно пустым. То есть у него нет «индивидуальной догматики», которая бы апеллировала к опыту трансцендентного, он не руководствуется в практической жизни религиозными идеями и соображениями, наконец, в своих высказываниях он четко позиционирует себя атеистом.

Тогда, наверное, его действительно можно назвать атеистом, хотя я бы делал это с определенной осторожностью, ибо любой атеизм часто имеет свои характерные странности – например, когда атеисты вдруг достаточно немотивированно начинают говорить о «любви к человечеству» (вопрос, который, как известно, обсуждается подробно в «Легенде о Великом инквизиторе» – на эту тему можно посмотреть прекрасную статью Б.Вышеславцева «Религия и безрелигиозность» в сборнике «Проблемы русского религиозного сознания», Берлин, 1924 г.).

Но когда человек позиционирует себя религиозным, верующим – это значит, что он в этом пространстве из трех векторов находится в определенной точке не в «начале координат». Возникает вопрос – какая наука будет изучать положение человека в этой точке? Понятно, что это не точные науки в первую очередь, потому что, когда человек говорит, что он верит в Бога, физика, казалось бы, нам здесь мало поможет.

Но это только на первый взгляд. Потому что образованный человек знает, что на него действует сила притяжения, что есть и другие физические законы, в какой-то момент он и начинает размышлять, откуда эти законы взялись, он думает о происхождении Вселенной и понимает, что этот вопрос тоже имеет отношение к его собственному бытию и опыту. Но очевидно, что «Человека религиозного» изучают в первую очередь гуманитарные науки и в самую первую очередь две конкретные гуманитарные науки – теология и религиоведение.

– У атеистов тут возникает вопрос: «Чем отличается теология от религиоведения? И зачем нам нужно первое, если есть второе»?

– Здесь нужно иметь в виду, что и теология, и религиоведение пользуются абсолютно теми же общегуманитарными методами, которыми пользуются другие гуманитарные науки. Но у каждой из двух названных дисциплин есть своя собственная методология. Религиоведение, в частности, объясняет далеко не все в духовном опыте человека и часто совсем неудовлетворительно. Разница в подходе. Однако поразительно то, что никакому западному религиоведу вопрос о научном статусе теолога никогда не придет в голову. Он прекрасно осознает, зачем ему в его работе нужен теолог.

– Теперь нам тоже нужно это осознать.

– Нам это сделать трудно, потому что на Западе религиоведение существовало в рамках богословского факультета или «рядом». Они исторически работали всегда бок о бок с друг с другом. Советские религиоведы существовали в другой среде – теологии не было вообще, были кафедры «научного атеизма», существовавшие в рамках философских факультетов. Бывшие советские религиоведы сегодня совершенно не умеют работать с теологами, и не понимают, чем они занимаются. Они воспринимают их, как врагов и конкурентов.

– Как мы все же можем сформулировать разницу между взглядами теолога и религиоведа?

– Это трудно сделать в общем виде, но можно развести области теологии и религиоведения на конкретном примере. Например, «Легенда о великом инквизиторе» Достоевского, которую мы недавно обсуждали со студентами. По ней очень отчетливо видно отличие взгляда теолога и религиоведа (философа) в анализе этого текста.

Очень ярко именно богословский взгляд на «религию Достоевского» представлен в работах нашего соотечественника К.Мочульского, кардинала Романо Гвардини, профессора Людольфа Мюллера. Все эти авторы, заметьте, скорее богословы и уж в любом случае не религиоведы.

Или возьмем Льва Толстого. Религиовед скажет, что «идеи Толстого это в значительной степени конфуцианство», «в этой работе явно присутствует Конфуций по такой-то причине», «а это очевидное философское влияние Шопенгауэра». А богослов скажет, что мировоззрение Толстого строится на следующих концептах, имеющих богословское измерение: «вера», «любовь», «разум» и т.д.

В Толстом религиоведу будет интересно, под влиянием каких религиозных традиций формировались его взгляды: Шопенгауэр, Конфуций, Кант, Руссо и т.д. А богослова интересует, в чем суть позиции Толстого с религиозной точки зрения, как эта позиция соотносится с Евангелием, христианским откровением, и в чем она отличается по сути от православия?

Я не могу здесь говорить об этом более подробно, это очень специальный разговор, но всем интересующимся советую посмотреть прекрасную статью С. С. Аверинцева «Теология» (например, в издании: Аверинцев С.С. София – Логос. Киев, изд. «Дух и литера», 2001). В этой статье, написанной, замечу, в эпоху махрового атеизма, автор сумел, обходя все цензурные барьеры, указать на главное: теология исторически понимается и как опыт сверхрационального откровения и мистического опыта, и какрационалистический анализ этого опыта. Вот в этом втором смысле теология и является полноценным научным знанием.

Важный аспект – современная наука. Я уже говорил и подчеркну еще раз: когда богослов участвует в конкретной научной дискуссии, ее характер всегда меняется. Это очевидно в области гуманитарных наук, и менее очевидно в области точных наук. Но опять, эпохальный приезд Марко Берсанелли показывает, что и в естественнонаучных дискуссиях акценты могут быть расставлены совсем по-иному.

Я был в Италии свидетелем диспута, организованного Берсанелли, куда он пригласил профессионального английского богослова из Оксфорда (англиканина) и неверующего ученого – выдающегося палеонтолога. Два профессора университета – верующий и неверующий, относились друг ко другу с априорным уважением – и насколько этот разговор становился от такого союза прекрасным и содержательным, интересным, ярким, запоминающимся!

Присутствие теологии в научном пространстве является не какой-то «страшилкой» для ученых, а представляет для них огромный интерес.

 

Теология на Западе

– Теология на Западе востребована? Какая статистика, например, в Германии, сколько там теологов? Кто за это платит?

– В Германии два церковных сообщества, католики и протестанты, за которыми государство признает право на особое финансирование, база которого формируется на налоги лиц, позиционирующих себя приверженцами одной из этих двух конфессий. То есть, если человек объявляет себя членом конфессии, то он платит так называемый «церковный налог».

В Германии есть только один католический университет в традиционном понимании этого слова – в Айштадте-Ингольштадте. Кроме того, указанные конфессии имеют в университетах свои богословские факультеты – католические и протестантские. По данным профессора Берлинского университета имени Гумольдта Хайнца Оме на 2008 год в Германии на 32-х теологических факультетах и в 54-х институтах трудятся свыше 700 профессоров-теологов, которые обучают свыше 40 000 студентов-теологов и ежегодно выводят на защиту по теологии около 50 диссертантов, работы которых соответствуют нашему уровню докторских диссертаций, и 200 – уровня кандидатских. В Германии есть также кафедры православного богословия, например, в Мюнхене.

Они готовят специалистов по своим программам. Учеба в них обязательна для будущих руководителей протестантских общин, но она не предполагает автоматически, что молодой человек обязательно должен стать пастором, он может заниматься сугубо церковной работой, например, молодежной и так далее, но он может по окончании университета и не иметь непосредственного отношения к приходской жизни, например, становится университетским преподавателями. И всегда выпускники богословских факультетов становятся потенциальными экспертами по теологии в разных гуманитарных областях.

Еще раз: они являются участниками всех самых важных дискуссий в обществе! Никому в голову в Германии не придет исключать из дискуссии богослова. Наоборот, даже если речь идет о дискуссии атеистов, они часто приглашают богословов, чтобы была представлена альтернативная точка зрения. Потому что полноценный спор возможен, когда представленная альтернативная точка зрения. А у нас происходит наоборот – когда всем очевидно, что богослов нужен, его не пускают.

– Какие темы выбираются для исследования?

– Тем очень много, от традиционных богословских вопросов, связанных с библеистикой и церковной историей, до слишком для нас необычных, связанных, например, с процессом феминизации, потому что в Европе это течение очень сильно, и появляются те, кто хочет бороться за права женщин уже богословскими методами.
Сколько нужно теологов?

– Сколько в России теологов? Чем они занимаются – наукой или «в магазине торгуют»?

– По данным Учебно-методического объединения по теологии в России кафедры и отделения православной теологии работают в 42-х вузах, 36 из которых — государственные. В настоящий момент в России около 3000 студентов-теологов, а с учетом тех, кто получает дополнительное к высшему теологическое образование — около 4000. Выпускников — уже около 5000.

Насчет того, что наши выпускники торгуют в магазине, хочу сказать, что прекрасно торгуют и философы, и филологи. Заранее прошу прощения у коллег, к философии претензий не имею. Это проблема не философии и теологии, а проблема в целом кризиса гуманитарного знания, которое оказывается невостребованным по разным причинам, о которых здесь говорить не место.

Мы обсуждаем проблемы теологии, но такая же дискуссия идет по другим гуманитарным дисциплинам. Скажите, сколько России нужно философов, лингвистов, литературоведов, историков, психологов? Кто это считал? Я думаю, никто не задавался вопросом, зачем в России столько исторических факультетов? И что будут делать дипломированные историки? Я пять лет назад разговаривал со своей коллегой в Германии, она говорит: «Знаешь, у нас каждый третий таксист в Берлине – филолог-германист». Прекрасно, когда едешь с образованным человеком в такси, но я, как налогоплательщик, начинаю думать, куда тратятся мои налоги?

– Как в анекдоте: «– Что бы говорите, когда встречаете филолога? – Чашку кофе и пирожок, пожалуйста». Получается, вопрос «чем заниматься теологам» не ставится?

– Ставится, конечно. Кто-то работает в Церкви, кто-то, естественно, рукополагается, кто-то работает в государственных органах, университетах, библиотеках, издательствах, мы не можем этого отрицать. Православный богослов Юрий Зудов работает в Министерстве юстиции. И оказывается, что его знания востребованы, он работает референтом министра по своему кругу вопросов. Вопрос в том, сколько нужно таких специалистов.

– Вопрос и в том, кто будет оплачивать их обучение. Нас в последние дни стали упрекать, что «церковь за счет государства хочет оплачивать подготовку своих кадров».

– Да, говорят о том, что богословские кафедры будут существовать на деньги налогоплательщиков, и при этом готовить кадры для Церкви. Тут надо учитывать, что действительно, богословие отчасти будет существовать на деньги налогоплательщиков, но у государства нет своих денег, все деньги государству даем мы, потому что налогоплательщики это мы. А в России, как известно, большинство народа являются православными христианами. И как раз эти люди будут учиться теологии, а потом работать не только в Церкви, но и во всех государственных и частных структурах. Если у общества существует запрос на теологическое образование, то это логично и справедливо, когда оно оплачивает его удовлетворение.

– Как вы видите будущее теологии в России?

– Я надеюсь, что молодые люди будут все больше и больше проявлять интерес как к христианской вере, так и теологической науке, которая им поможет глубже понять христианство и послужить церкви и государству, а государство все же разрешит защищать докторские и кандидатские диссертации. Даже если это произойдет не сейчас, то следующее поколение, среди которого будут и выпускники теологических университетов и факультетов, уж точно смогут переломить эту ситуацию. Но на все воля Божия.

Записал Александр Филиппов

Портал Учебного комитета РПЦ/www.pravmir.ru