Зачем нужна художественная литература священникам и монахам?
Ректор Курской духовной семинарии архимандрит Симеон (Томачинский) подготовитл книгу “Мягкая сила культуры”. Сборник вышел в издательстве Данилова ставропигиального мужского монастыря. Для вдохновения мы публикуем главу “Зачем нужна художественная литература священникам и монахам”.
Существует известная история, анекдот о том, как наш знаменитый ученый Василий Осипович Ключевский, профессор Московской духовной академии, приветствовал одного новопостриженного монаха такими словами: «Поздравляю вас с принятием ангельского образа, желаю вам не потерять облик человеческий».
Думаю, что эти слова применимы ко всем родам духовного служения. Человек, становясь монахом или священником или принимая любой другой сан, призван не превращаться в небожителя, а прежде всего оставаться – или скорее становиться – человеком. Слово «человек», по-гречески anthropos, в буквальном переводе означает «повернутый вверх», или, руководствуясь внутренней формой русского термина, «чело, обращенное к вечности». Это звание, которое еще надо заслужить, это очень высокое имя.
Другой наш знаменитый писатель Фазиль Искандер как-то сказал: «Цель искусства – очеловечивание человека». Действительно, «воспитание чувств», возделывание сердца (а слово «культура», как известно, и означает в переводе с латинского «возделывание») – необходимое условие становления личности.
Во-первых, современному священнослужителю требуется широкий культурный кругозор – это необходимое условие его проповеди, необходимое условие доверия к нему со стороны его прихожан, со стороны людей образованных. Сегодня сельских пастырей насчитывается единицы, и Православие в современной России – это явно городская религия, в отличие от XIX века. И здесь тон задают именно образованные люди, интеллигенция, те, кто обретают веру уже в сознательном возрасте. Для них очень важен интеллектуальный и культурный багаж христианства.
Да и для нас самих очень важно вписать себя в контекст мировой истории, почувствовать себя наследниками всего самого лучшего, созданного человечеством. «Все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам», – писал мученик Иустин Философ[1]. И не случайно апостол Павел неоднократно апеллировал в своей проповеди к авторитетам языческого мира, приводя цитаты из поэтических произведений: «Мы Его и род» (Деян 16:28) – из сицилийского поэта Арота; «Худые сообщества развращают добрые нравы» (1Кор 15:33) – из греческого поэта Менандра и т.д. Не случайно и то, что на фресках Благовещенского собора в Кремле изображены Гомер, Плутарх и Вергилий.
С нашей стороны преступно отказываться от того великого христианского наследия, которым обладает Европа. Даже если сама Европа не готова признать свое наследие христианским, не готова признать его значимости, – та самая Европа, которая сформировалась и существует сегодня именно благодаря христианству. Христианство на протяжении веков проявлялось не только в чисто церковных, религиозных произведениях и творениях, но и в подавляющем большинстве художественных произведений человеческого гения. «Исповедь» блаженного Августина, «Божественная комедия» Данте, трагедии Шекспира, «Фауст» Гете, романы Диккенса – без этого невозможно представить себе ни современного общества, ни нас самих. Для священника знание этих основ чрезвычайно важно.
Во-вторых, художественная литература дает бесценный материал для изучения жизни и людей. Одна из работ митрополита Антония (Храповицкого) называется так: «Пастырское изучение жизни и людей по творениям Достоевского». Но это изучение возможно и по другим как русским, так и европейским авторам. Это бесценный психологический и нравственный материал, который необходимо осмыслять и использовать.
Можно подойти к нему и с другой стороны, так сказать «в апофатическом ключе», как например епископ Варнава (Беляев), который называл мировую литературу энциклопедией заблуждений, «зеркалом людских пороков и неисчерпаемой сокровищницей человеческой глупости». Действительно, человеческие страсти, их зарождение и развитие, теоретически описаны в аскетической христианской литературе, а в жизненных примерах они запечатлены в литературе художественной.
Как точно сказал Пушкин в «Евгении Онегине» о свойственной нам всем тяге ко греху:
О люди, все похожи вы
На прародительницу Еву:
Что вам дано, то не влечет,
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.
С какой изумительной глубиной показал Достоевский всю сложность человеческой души, все оттенки человеческих характеров, всю многогранность жизни. Без этого опыта священнику трудно будет разобраться во всех жизненных коллизиях, трудно будет понять страдающего человека и найти для него слово утешения. Не случайно святитель Иоанн Златоуст в своих шести словах о священстве говорит так: «Священник должен быть… весьма благоразумен и опытен во многом: знать все житейское не менее живущих в миру и быть свободным от всего более монахов, живущих в горах» (http://azbyka.ru/otechnik/?Ioann_Zlatoust/o_svyashenstve).
Равным образом, многие особенности возрастной психологии могут быть понятны из чтения светских произведений. Например, «Над пропастью во ржи» Джерома Сэлинджера – прекрасный образец описания внутреннего мира подростка. Причем подростка не простого. Кто-то отметил, что это книга о будущем священнике. И действительно, оригинальное название этой книги – Catcher-in-the-Rye, дословно «ловец во ржи». Этот образ отсылает нас к евангельским словам Христа апостолам Петру: «Не бойся, отныне будешь ловцом человеков» (см. Лк 5, 10; Мк 1, 17).
В-третьих, я полагаю, что художественная литература часто помогает нам лучше уяснить – или скорее объяснить другим – церковные догматы. Каким образом? Например, учение о Промысле Божием. Замечательное определение дается в Катехизисе святителя Филарета Московского: «Непрестанное действие всемогущества, премудрости и благости Божией, которым Бог сохраняет бытие и силы тварей, направляет их к благим целям, всякому добру вспомоществует, а возникающее через удаление от добра зло пресекает или исправляет и обращает к добрым последствиям». Но если вдруг случается трагедия и к нам приходят родители прихожанки, которая погибла в авиакатастрофе, то уместно ли будет приводить это прекрасное, но все же теоретическое определение? Даст ли оно утешение людям, еще только стоящим на церковном пороге?
Есть потрясающее произведение, которое входит в курс зарубежной литературы в стенах Московской духовной семинарии, – «Мост короля Людовика Святого» Торнтона Уайлдера. В нем исследуются причины гибели пятерых человек, которые переходили по этому древнему мосту в Перу, когда он обрушился. И дается художественный ответ на вопрос о причинах этой смерти. Ответ мощный, убедительный, торжествующий.
Или возьмем «Сто лет одиночества» Маркеса. В нем также дается красивый образ Провидения, которое становится понятным только после того, как все произошло, совершилось и исполнилось. До «совершения времен» эта тайна не поддается расшифровке, какие-то нити и нюансы ускользают от нас.
Тема Промысла Божия в человеческой жизни вообще является одной из главных для мировой литературы. Особенно ярко она представлена у Пушкина – например, в его повести «Метель». Казалось бы, стечение неожиданных обстоятельств, нелепых совпадений, глупой путаницы приводит к венчанию совершенно не знакомых людей, которые сразу после этого расстаются. Но их доверие Промыслу Божьему и их верность друг другу, вопреки всем рациональным доводам, приводит к торжеству любви и счастья.
Наконец, рассматривая художественную литературу, можно говорить и понимании сути священнического служения. Если мы возьмем замечательный роман Грэма Грина «Сила и слава», то увидим, что его главный герой – падре. Произведение основано на исторических событиях и фактах, действие происходит в Мексике во время жестоких религиозных гонений начала XX века. И главный герой остается единственным священником в штате, кто может, под постоянной угрозой смерти, служить, крестить, исповедовать, причащать, давать людям утешение, не имея его в своей собственной душе; более того – видя изуродованность, низость как своей, так и чужих душ.
В романе очень глубоко и точно описана внутренняя мотивация священника, то, что им движет. В момент гонений и страданий обнажается подлинная сущность каждого человека, исчезает имидж и выявляется личность. «Пьющий падре», который не только героем себя не считает, но искренне в душе своей ставит себя ниже всех, неожиданно и незаметно начинает прозревать тайны бытия, познавать нелинейную перспективу жизни. И через него, грешного и несовершенного священника, «сила Божия в немощи совершается».
Замечательные образы священников и монахов оставила нам и русская литература, в частности роман Достоевского «Братья Карамазовы». Можно спорить о прототипах главных героев, можно критиковать их отдельные черты в изображении автора, но несомненно одно – и «старец Зосима», и «русский инок» Алеша Карамазов явились воплощением русского духа, национального самосознания, стали архетипами православного отношения к миру и человеку…
Вопросу о том, как получать пользу от чтения светской литературы, посвящен замечательный трактат святителя Василия Великого «К юношам, О том, как пользоваться языческими сочинениями». В нем святитель (кстати, сам строгий монах и автор монашеских уставов) дает превосходные советы по разумному и творческому осмыслению художественного творчества, сопровождая свои мысли конкретными примерами из античной литературы.
Разумеется, изучение художественной литературы не может заменить ни чтения Священного Писания, ни аскетических подвигов. Но оно может помочь каждому из нас подлинно стать человеком.
Архимандрит Симеон (Томачинский), канд. филол. наук, ректор Курской духовной семинарии, преподаватель Московской духовной академии
Из книги «Мягкая сила культуры». – М.: Издательство Данилова монастыря, 2015.
***
[1] Цит. по: Пеликан Я. Христианская традиция: История развития вероучения. Т. 1. – М.: Культурный центр «Духовная библиотека», 2007. – С. 60.